Тогда и надо было жить!
Кто знал, что дальше будет хуже,
И нам затянет горло туже
Времен связующая нить…
Какой острый ход стиха! И многозначный: привет от Гамлета, принца Датского. Однако нить на то и нить, чтобы связывать, в том числе и буйные страсти в неуправляемых головах. И эта печальная закономерность на все века. Хотя нити могут быть из весьма разного материала. Применительно к эпохе, когда стоимость плаща-болоньи можно было измерить «березовыми» чеками, это выглядит так:
Видать, страна меня не любит,
«Березка» мой не примет чек.
Так и не выбился я в люди -
Простой советский человек…
«Страна не любит». А ты ее любил? Эпоху - любил? Или между химерой «советского человека» и вонью «Каиновой окраины» ничего и не было?
Полюбить судьбу - не удалось. Победоносная атака не состоялась.
«Мы с тобою неудачники, мой друг».
А песни? Песни - состоялись?
Да, песни - это реальность. Реальность про нереальность.
«Это песни о жизни кривой, лживой, в обход - но жизни».
Однако пятью строками ниже:
Нам жизнь уже не светит,
Я песенки пою.
Из этой западни - два выхода. Первый - наивный. Вот бы сызнова все попробовать! Как у Шукшина - жулик, расчувствовавшись, просит у воображаемого Бога билетик на второй сеанс. У Бережкова воображаемый бог, расчувствовавшись, понимает, что зря потратил на людей столько сил, а «по-новой не начать». Вариант трогательный.
Другой вариант - отнюдь не трогательный, наивностью не подкупает. Тут предполагается совсем другое состояние: не простодушие раба божьего, а искушенность змея. Горек плод с древа познания. Далеко лететь - высоко падать. Обращение к богу приобретает следующий вид:
Бог, на улице - май,
Крылья мне дай,
Я на землю улетаю -
До свиданья, Рай!
Напомню, что Рай - это обман: небесный мираж, коммунистическая химера, мышиный бред, ссылки, психушки и прочие «сов.изыски». «Провороненное время».
Земля - это Россия. Единственная. Православная. Конопатая. С ножичками и штычками.
Это - Ад.
Между Адом и Раем - ничего. Крутятся какие-то ничтожества. «Ни те, ни се…»
В таких кулисах нужен соответствующий лирический герой. На смену призраку, который во время оно вдоволь побродил по Европе, у Бережкова выпущен другой призрак: слепой музыкант. Но не затем он выпущен на сцену, чтобы наследовать Гомеру или Короленке, а чтобы заявить:
Я ничего, ничего не вижу,
Да я и видеть не хочу.
Ответ, достойный стоика. Нет реальности! Нигиль.
Поэзия от зоркой слепоты, как известно, выигрывает.
Прорастет сквозь базар и гам
неживая земля травой,
Улыбнется Россия нам,