— Нет, — ответил он, гладя ее, — для этого.
— А теперь вся та жизнь ушла. И больше не имеет никакого значения. — Откинувшись на подушку, она спокойно осматривала комнату поверх его груди. — Что теперь будет? — сказала она.
— Мы уедем в Америку.
— Там что, так любят немцев?
— Война закончилась.
— Для нас — вряд ли. Даже здесь американцы смотрят на нас… И каждый думает, что ты делал?
— Не обращай внимания. Тогда в другое место, где нас никто не знает. В Африку, — сказал он в шутку.
— В Африку. А чем ты там будешь заниматься?
— Вот этим. Днями напролет. А если будет жарко, мы закроем ставни.
— Этим мы можем заниматься где угодно.
— А это идея, — сказал он, притянул ее к себе и стал целовать.
Она приподнялась над ним, волосы упали ему на лицо.
— Где-нибудь в новом месте, — сказала она.
— Правильно. — Он провел рукой по ее попке. — И без всяких страшных вещей.
Ее лицо омрачилось, она отвернулась и уставилась в стенку.
— Такого места больше нет.
— Есть. — Он поцеловал ее в плечо. — И ты все забудешь.
— Не смогу, — сказала она и развернулась к нему. — Я убила его. Ты понимаешь, что это значит? Я не могу забыть кровь. Она была везде, в моих волосах…
— Ш-ш. — Он погладил ее по голове. — Этого больше нет. Все прошло.
— Но убить человека…
— Тебе пришлось.
— Нет. Дело было сделано. Остановить его я не могла. И тогда я убила его. Его же оружием, пока он еще был на мне. Убила. А ведь могла и не убивать. Ты считаешь, я осталась прежней. — Она опустила голову. — Я хотела остаться прежней. Делала вид, что ничего не изменилось. Но не получилось.
— И не надо. Живи настоящим. Послушай, Лина. Он изнасиловал тебя. И мог даже убить. Нам всем на войне приходилось совершать страшные вещи.
— И тебе тоже?
— Да.
— Что именно?
Он взял ее лицо в свои руки и посмотрел прямо в глаза.
— Я забыл.
— Как — забыл?
— Потому что я снова нашел тебя. И все прочее забыл.
Она отвернулась.
— Ты хочешь, чтобы я тоже забыла.
— Обязательно забудешь. Мы будем счастливы. Разве ты не хочешь этого?
Лина слабо улыбнулась.
— И начнем мы здесь. — Он повернул ее лицо к себе и стал целовать, в щеку, затем в губы, набрасывая карту их мирка. — Мы уже начали. Когда любишь, забываешь все. Для этого любовь и изобрели.
Наконец они задремали — не глубоко, перешли в забытье, легкое, как туман после дождя. Они все еще лежали в постели, не отпуская друг друга, когда он услышал, как хлопнула дверь, шаги у соседней комнаты — окружающий мир возвращался.
— Надо одеться, — сказала она.
— Нет, подожди немного, — ответил он, не отпуская ее из объятий.
— Мне надо подмыться, — сказала она, но так и не двинулась, довольная тем, что лежит рядом с ним, в легкой дремоте, пока они не услышали быстрый стук в дверь. — Ой, — вскрикнула она, и едва успела набросить край простыни на них обоих, как Лиз открыла дверь, и удивленно замерла в дверях, в замешательстве широко раскрыв глаза.