– Да уж, – ответил худощавый, нервный Валериан, почти тёзка, – твоя рота нам под станицей Торговой в восемнадцатом году вот так бы пригодилась. – Он сделал чиркающее движение ребром ладони по горлу.
– Да что под Торговой, – возразил кряжистый, с грубым унтерским лицом Ненадо. – Вот когда за Минеральные Воды дрались…
– И что – Минеральные Воды? – спросил Уваров.
– Что-что! Хрен в пальто! Нас восемнадцать человек осталось, а всё полком считали. Хорошо эскадрон ингушей подскочил, с тыла красных порубали. А то б так и валялся между путями Игнат Борисович, в одних подштанниках и дыркой во лбу!
– Всё, мужики, всё, – заплетающимся языком говорил Валерий, с трудом дотягиваясь протянутой рукой до налитой рюмки. – Случись у вас чего – только позовите… Долг чести, господа, долг чести…
Об этом и вспоминал сейчас подполковник граф Уваров, прикуривая третью сигарету, сидя в тиснёной кожаной бонбоньерке[87] своей «Ласки» – двухдверной полуспортивной машины, купленной на последние деньги перед экспедицией в Одессу. Специально для Насти купленной. Чтобы со свистом прокатить любимую и по Москве, и до Питера, и до Ялты, если захочет. А не захочет – ну, значит, не захочет.
В «Братство» он, безусловно, вступит. Выбора нет никакого. Настя была в Южных морях на пароходе «Валгалла» – он нет. Настя – крестница Ляхова и совсем другого, незнакомого человека, представляющегося чем-то вроде Вотана (если они там все ориентируются на «Валгаллу», как на обитель богов, а не на нормальный пароход). Встретятся они сегодня – он спросит. Как ответит – так и будет.
«Смешно, господин полковник, смешно», – сказал сам себе Валерий, доставая из кармана на дверце фляжку виски, положенную в любой такой машине наравне с дорожной аптечкой. Три длинных глотка – и хорошо! Мысль приобрела точное направление, не рассеиваясь на побочные, бесперспективные.
«Влюбился наконец в самую красивую, самую умную, самую сильную и отважную девушку на свете. И это чистая правда. Что из Насти за жена получится, если её к кастрюлям и пелёнкам приставить, – вообразить пока невозможно. А если при службе держать и дать ей полную возможность самовыражения – в избранной области, да годик-другой посмотреть – тогда и разберёмся. Мне двадцать семь, ей – двадцать. Время есть».
Наконец из калитки появились валькирии – все семь. А Валерий боялся, вдруг Вельяминова с подругами не пойдёт, что-нибудь придумает для «отмазки». Останется валяться в кубрике, терзая себя глупыми мыслями и ожиданием его (или – не его), звонка.
Шикарно приоделись девушки. По погоде, в меру тёплой. Не одесской, конечно, но всё же. Миллионерши, кто бы мог подумать! Наверняка ездили по самым дорогим магазинам и без оглядки на «богатых тётушек» тратили шальные деньги бессчётно.