— Ты хоть позавтракала, Наташа? — крикнула ей вдогонку Люба.
— Я не хочу есть. Кофе попила.
Люба вышла в соседнюю комнату. Там шустро собирался в школу Толик, жуя бутерброд с колбасой.
— Давай, давай скорее! — торопила его мать. — С этими делами занятия совсем забросил И так-то двойка на двойке. На вот тебе еще бутерброд. Там смолотишь. Иди, иди…
Толик выскочил за дверь, и Люба осталась наедине с мамашей и Григорием Фомичевым.
Фомичевы медленно одевались. Накрывать им на стол Люба не стала, села, выпила чаю, поела вчерашний салат, взяла кусочек селедки. Вошли Фомичевы.
Старуха Пелагея Васильевна уселась за стол напротив Любы. Григорий пошел умываться. Старуха буравила глазами Любу.
— Чего пялишься? — спросила Люба, не отрываясь от тарелки.
Старуха молчала.
— Не ты ли и подговорила своего сыночка? — не выдержала напряжения Люба. — Деньжат сильно захотелось?
Старуха опять ничего не ответила. Встала с места, подошла к Любе и отвесила ей сильную оплеуху. От этого мощного удара Люба вместе со стулом полетела на пол со страшным грохотом.
— Ах ты, старая блядь! — завопила Люба. — Да ты сейчас вместе с сыночком в тюрьму уедешь, падла! Ну погоди!
Она никак не могла подняться на ноги. На шум прибежал Григорий.
— Вы что? Вы что, мамаша, обалдели? — Он подбежал к матери. Та стояла со сжатыми пудовыми кулачищами.
— Я ее еще не так охерачу! Задавлю! — орала старуха.
— Все, все. Собирайтесь, мамаша! Собирайтесь!
Нам ехать надо. Домой поедем, в Сызрань, — суетился Григорий. — От греха подальше. А то все здесь поляжем, в столице этой окаянной.
— Куда я поеду?! Сыночка загребли ни за что, а мы домой поедем? Ни в жисть!
— Здесь останешься, старая ведьма, в камере! — Люба наконец вскочила на ноги и ринулась к телефону. Григорий схватил ее за руки.
— Погоди, Люб, погоди, не спеши. Чего со старухой связываться. Она из ума выжила, не бери в голову!
Ну извини…
— Напугались?! — злорадствовал а Люба. — То-то…
Вообще, катитесь отсюда к ебене матери оба. И хрен с вами. Никуда я звонить не буду, валандаться с вами неохота. Собирайтесь живо и валите отсюда, хоть в Сызрань, хоть в ночлежку. Здесь вам не гостиница «Метрополь». Деньги у вас есть, не подохнете, а и подохнете — не велика потеря.
— Накормить-то на дорожку не помешало бы, — сказал маявшийся похмельем Григорий.
— На вот, выпей рюмаху, заешь селедкой с хлебушком и провожай свою мамашу… Долго с вами нельзя. Грабите, бьете, убиваете, опасные вы.
Григорий налил себе рюмку водки, выпил, поел селедочки с хлебом, потом налил вторую рюмку. Мамаша мрачно взирала на его трапезу.