— Все ходют, ходют! Покоя от вас нет! — раздался скрипучий голос из-за печи.
В комнате появилась невысокая горбатая женщина, с растрепанными грязными волосами и морщинистым лицом. Она засеменила к столу, пнув по дороге кота, который, обиженно мяукнув, запрыгнул на печку, где и улегся, свесив вниз хвост со вздыбленной на нем шерстью.
Женщина вытерла руки о свой грязный фартук и, налив в кружку молока из кувшина, стоявшего на столе, уселась на скамью. Она посмотрела на нас, нахмурив косматые брови, достала из кармана горбушку черного хлеба и принялась есть, запивая молоком. Молоко тонкой струйкой стекало по ее острому подбородку, что нисколько ее не смущало.
— А вы, вероятно, кикимора? — придя в себя от неожиданности, спросил Колобков, при нашем гробовом молчании. Он, как и мы, впервые был в Зоне, поэтому пребывал в некоторой растерянности.
— Кому кикимора, а кому и Анна Ивановна Запечная! — стряхнув крошки хлеба со скатерти прямо на пол, заявила тетка и, поднявшись, прошаркала обратно за печку.
Проходя мимо кота, она сильно дернула его за хвост. Кот взвыл, прижав уши к голове, но не тронулся с места, поколачивая хвостом о беленую стену печи.
— Кикимора запечная, — напомнил Колобок. — Вы же все это проходили! Почему такая растерянность? — Он пытался выглядеть уверенным, но у него это плохо получалось.
— Теория и практика — разные вещи, — рассудительно заметил Коля Иванов.
— Привыкайте, дорогие мои, — посоветовал Колобок. — Вы должны научиться реагировать на происходящее адекватно!
Мне показалось, что он был абсолютно согласен с Ивановым, только не подавал виду. Ему, как преподавателю, было положено ничему не удивляться!
— А чего она с нами так невежливо? — обиделся за всех Сандуленко.
— Вежливость ему подавай! — тут же проскрипел голос из-за печи. — Шляются тут всякие, а потом ложки в доме пропадают! Понаехали!
— Да не нужны нам ваши ложки! — возмутился Жуков. — Тоже мне, ценность! Это просто некрасиво с вашей стороны! — В ответ раздалось невнятное бормотание.
— Не обращайте на нее внимания! — вмешалась Эльвира. — Она не такая злая, как кажется. Правда, Анна Ивановна? — громко спросила она.
— А что Анна Ивановна? Я сто лет Анна Ивановна! Сижу тут, вяжу, никого не трогаю! — Мне показалось, что в голосе кикиморы появились испуганные нотки.
— Вот и хорошо. — Черепанову вполне удовлетворил такой ответ. — Не обижай моих студентов!
— А кто их обижает? — кикимора жалобно всхлипнула. — Они сами кого хочешь обидят! Едут и едут, а я во всем виновата! — всхлипы перешли в глухие рыдания, которые на Эльвиру не произвели ни малейшего впечатления.