— Оставь меня в покое и не болтай без толку! Не то я за себя не отвечаю! — вскипел тот.
— ...Я на глаз прикинул высоту от реки до рельсов, и тут из-за поворота донесся стук колес. Я скорее в лес, подальше от этого места, а сам все время прислушивался, когда загремит. Прошло минут пятнадцать. Поезд проехал, а взрыва не было. Я вернулся на железнодорожное полотно. а бомба так и лежала там, как я ее оставил. «Фрицевская и своих не трогает», — подумал я, не зная, как быть дальше. Поднял ее и спрятал в кусты поблизости, а сам пошел домой. Я знал, что нужны какие-то специальные штуки, чтобы ее взорвать, да только у меня их не было. Однако я придумал, что сделать — взять кирку моего сына, который долго работал на железной дороге, и вытащить клинья, что держат рельсы. Тогда поезд обязательно сорвется вниз, пусть его хоть сам бог бережет.
На другую ночь я снова отправился туда. Потихоньку подкрался к дороге, вытащил несколько клиньев, сдвинул немного рельсы — и в лес. Ждал я долго, до самого утра, пока не подошел поезд. Сначала до меня донесся скрежет железа и свист пара, вырывающегося из котла, а потом послышались грохот, крики и стоны. Я спокойно вернулся домой. Мало фрицев осталось в живых, некоторые поразбивались, слетев с обрыва, других придавило вагонами. Многие утонули в реке.
На следующий день к тому месту подошел другой поезд. Немцы подобрали мертвых и раненых. Рассказывали, что все они были жирные как свиньи... Может быть, кто-нибудь из них сожрал и моего бычка, однако на пользу это ему не пошло... А железки, что остались от поезда, и до сих пор ржавеют в реке, никто не может их вытащить... Это вы знаете... Вот так я и отомстил фрицу, хотя и не было у меня мины.
— А что ты сделал с бомбой? — спросил Гавро.
— Она так и лежала в кустах у железной дороги, пока не пришли партизаны и куда-то не унесли ее.
Довольные, помольщики вытащили из огня дымящуюся погачу, разломили ее и дали Ристо самый большой кусок. А мельничный жернов по-прежнему однообразно скрипел, заглушая шум воды.
Базарная площадь, где собралось почти все население небольшого городка, гудела от возбужденных голосов и выкриков. Особенно будоражил толпу вид дубового столба с раскачивающейся на нем, подобно длинному маятнику, веревочной петлей. Сотни людских глаз горели ненавистью и презрением. Люди нетерпеливо требовали расплаты за те унижения и страдания, что они перенесли. Виновником всех их бед был усташский жупан[10] Виктор...
— Давайте сюда жупана! — неслись крики с разных концов площади.
Волнуясь, толпа то и дело приходила в движение, над головами взлетали угрожающе сжатые кулаки.