— Развивается, но, как мне кажется, в каких-то неверных направлениях. Он становится все тупее и тупее. — Только в присутствии своих детей, особенно этой, старшей, дочери, она становилась такой брюзгой. — Как поживают мальчики? — спросила она, чтобы сменить тему, еще не предполагая, что слова «тупее и тупее» сами по себе окажутся переходом к другой теме. — Малыш Говард еще играет в компьютерную игру?
— Он говорит, что кровь в ней выглядит слишком неестественно и мало убивают тех, кого называют «плохими парнями». Знаю, это достойно сожаления, но все они проходят через эту стадию. Кстати, он терпеть не может, когда его называют «малышом Говардом».
— Говард-младший, по-моему, еще хуже. Мы с твоим отцом, как ты знаешь, не всегда сходились во мнениях, но в одном были едины: никогда не навешивать на мальчика ярлык «младший», чтобы ему не казалось, что он с самого рождения присвоил себе чужую индивидуальность. — Собственные слова эхом возвращались ей в уши. — Прости меня, дорогая, — сказала она. — Не знаю, что вселяется в меня, когда я начинаю вот так вещать.
— Вина, — с готовностью подсказала Марси. — Ты испытываешь передо мной чувство вины за то, что мне приходилось исполнять роль матери для двоих младших братьев и сестры, между тем как ты эмоционально отстранилась от нас. — Ее лицо, лишенное всякого макияжа, было вызывающе бледным, как воск; волосы не выглядели даже мытыми, не говоря уж о том, чтобы быть крашеными, и почему она ничего не делает с этой бородавкой на крыле носа? Что, в Род-Айленде нет пластических хирургов? Нью-Мексико ими кишит.
Дочь продолжала изливать свои жалобы:
— Я, бывало, умоляла тебя остаться дома, не ездить к этому человеку в его ужасный дом. Я не спала до часу, до двух часов ночи, пока не услышу, как ты, пошатываясь, входишь в дом. Этот дом, стоявший на Орчард-стрит особняком, казался таким беззащитным. Прямо за окнами метались совы. Я с ужасом прислушивалась к скрипу ступенек.
— Что ж, — сказала Александра, с пылающим лицом оглядываясь вокруг. Гостиная с белым длинношерстным ковром и гигантским плоским черным телеэкраном, расположенным напротив пары желтовато-коричневых кресел в форме луковицы, обтянутых искусственной кожей, покосившихся, засаленных и изгвазданных от частого употребления двумя мальчишками-подростками, свидетельствовала о безвкусном преуспеянии. — Рискну предположить, что этот дом не хранит в себе подобных зловещих тайн. Поздравляю!
— И тогда, — продолжала Марси, не давая себе труда скрыть дрожание губ и наполнившие глаза слезы, — ты говорила мне всякие обидно-снобистские слова, чтобы защитить себя от критики с моей стороны. Так сказать, наносила упреждающий удар.