Но Валентин не раздевался.
— Я... уезжаю сегодня... — тихо сказал он, и Галина вдруг все поняла.
Она быстро встала, но не пошла к нему, а как-то сгорбилась, отвернувшись к окну.
— Что ж... Если тебе у нас не нравится, то... пожалуйста... — произнесла она наконец.
А сама вдруг ощутила в сердце холодящую пустоту, лишь в голове билось одно и то же: «Неужели все?! Неужели он так вот и уедет?! Нет, нет, так нельзя, я не хочу, чтобы он уезжал...»
— Эх, Галинка, — шагнул к ней Валентин и вдруг решительно повернул ее к себе. — Мне, конечно, от этого легче не будет, если я уеду. Пойми это. Но и так вот, как сейчас, я не могу. Ну, подумай — на каких правах я живу здесь? Как друг Александра Васильевича? Но даже самые лучшие друзья так долго не задерживаются в доме, где... нет хозяина. Впрочем, все это не то, ты и сама знаешь, что заставляет жить меня здесь... А ты... Или ты боишься решить для себя раз и навсегда — так или не так? Правильно я тебя понял, да!
— А что же... я должна делать? — опустила голову Галина, чувствуя, что это — решительное объяснение и ей нельзя сейчас ни отшучиваться, ни сердиться. Ведь она его действительно любит...
— Ты знаешь, о чем я говорю... — усмехнулся Валентин, не выпуская ее рук. — Одно лишь твое слово — и все будет по-другому.
— Какое слово? — Она знала — какое, но не могла произнести его, ей хотелось, чтобы Валентин спросил еще раз... И он спросил ее; она еле слышно ответила ему согласием, горячий поцелуй Валентина обессилил ее, унес куда-то, и... сначала ей казалось все это продолжением тех памятных снов: так взволнованно забилось ее сердце, но потом, когда он очень крепко обнял ее, ей стало больно, и она заплакала... Нет, нет, она представляла себе все это не так, когда во сне Валентин говорил ей: «Ты уже моя жена!» Тогда было только хорошо и страшно, и сердце билось неизвестно от какой радости, а теперь...
И уже не в силах сдержать резкой боли, она крикнула Валентину:
— Уйди, уходи! Я не хочу так!
Он что-то нежно говорил ей, успокаивал ее, но она твердила одно, отстраняя его:
— Уйди, уйди! Это противно...
Он тяжело усмехнулся, неподвижно глядя на нее, затем собрался на улицу. В дверях повернулся к Галине и сумрачно сказал:
— Значит, ты не любишь меня? Выходит — я ошибся?
Поздно вечером, когда Нина Павловна пришла из школы, Галина лежала в постели.
— Что с тобой? — склонилась она над дочерью. — Ты заболела?
Но Галина закрылась одеялом с головой, а когда мать отвернула одеяло, она заплакала, закрыв лицо руками.
— Рассорились с Валентином? — спросила снова Нина Павловна, отводя ее руки от лица, но, едва поглядев в заплаканные глаза дочери, как-то вдруг все поняла... Поняла и сникла, склонилась над дочерью.