Лёжа в постели, я спросил у жены:
— Лен, ты никого из женщин не знаешь, кто кухарить бы мог?
— Знаю — я уже перезнакомилась с соседками.
— Найми нам кого-нибудь на кухню. И у тебя времени больше будет — вот хотя бы с Васяткой заниматься, и мне спокойнее.
— Я что — плохо готовлю? — Обиделась жена. Я нашёл сильный контраргумент.
— Ты боярыня ноне, моё лицо уронить не должна, а ты моим холопам готовишь! Что люди подумают?
— Ой, прости, милый, брякнула, не подумавши. А и правда, завтра же займусь.
И на следующий день в доме появилась кухарка.
Медленно, но неотвратимо росла дворовая челядь. Как-то совершенно незаметно, но по необходимости, по одному или по нескольку человек, в городском доме или в деревне росло население — люди, за которых я отвечал, кому платил деньги, благополучие которых я должен был обеспечить, как, кстати, и защиту.
В редкие дни, когда дел было не так много, я тренировался с боевыми холопами. Надо было и бойцов натаскать, и самому быть в форме.
Мы отрабатывали защиту в строю, одиночные схватки на саблях. Я делился всем, что сам знал и умел. Случись в бой идти — я должен быть уверен в их ратном умении. И ещё — я учил, даже вдалбливал в их головы суворовский принцип — «Сам погибай, а товарища выручай», поскольку заметил за ними одну странность. Когда они изображали защиту от нападения в строю, то держались дружно и краем своего щита прикрывали правую часть тела товарища, но затем, если бой рассыпался на отдельные схватки, то никто из них не смотрел, что творится рядом. А может, товарищу помочь надо, иногда один сабельный удар в состоянии изменить исход схватки.
Я заставлял их бегать в полном боевом снаряжении и сам бежал рядом, нагружая подъёмом тяжестей, используя для этого камни.
Единственное, чего я им не показывал и чему не учил — стрельбе из лука. Не было в моей маленькой дружине луков и лучников. А жизнь настоятельно требовала. Я уже задумывался купить им мушкеты — на Руси их называли пищалями. Останавливала цена. Мушкет был дорог, а уж пять мушкетов, да с запасом пороха и свинца — сущее разорение. И всё-таки я решил начать вооружать свою ватажку огнестрельным оружием.
— Кто хочет иметь и уметь стрелять из пищали? — спросил я.
Бойцы переглянулись, потупились. Ясно, никто не хотел.
— Федор, ты старший — что скажешь?
— Тяжела пищаль, в бою только и успеешь один выстрел сделать, а уж грохоту и огня — что из преисподней, да и серой воняет.
— Коли добровольно не хотите, начнём осваивать стрельбу из пищали принудительно.
Я купил на торгу мушкет — не наш, — те были пока очень тяжелы и убоги, — а французский. Мушкет был с кремневым замком, хорош собой, чувствовалось, что сделавший его оружейник — большой мастер.