— Ратей моих мало. Вон вы в грамоте пишете: «…Со всей степи идут к Мамаю силы». Мало княжеской рати, надо бы ополчение мужицкое поднимать, да кони ваши для битвы не гожи, а в пешей рати что толку, не устоять ей против конных орд.
— Есть толк, княже, в смердьей рати. От даней, от поборов царских обнищали мы. А набеги! Арапша после Пьяны у нас разбойничал, Бегич на Вожу шел — тож грабил, Бегича ты побил — Мамай в отместку Рязанскую землю зорил. Невтерпеж стало. Подними мужиков, княже, крепко будем стоять!
Забыв о недавнем смущении, мужик шагнул вперед, в лаптях хлюпнула вода, но сейчас он даже не заметил этого.
— Да лучше я в битве помру, чем эдак жить!
Не заметил мужик, что за спиной у него отворилась дверь, и замолк, лишь услыхав слова:
— Мечи я привез, Митрий Иванович, от мастера Демьяна. Куды складывать прикажешь? Все подклети забиты.
— Вовремя пришел, Фома, — ответил князь, — дай этому человеку меч.
— Ему? — Фома с сомнением покачал головой. — Смерду булатный меч?
— Булатный! — Мужик, как подкошенный, упал перед князем на колени, стукнул лбом об пол…
Снова заскрипела дверь.
— Здравствуй, Дмитрий Иванович! Фомка, как жив?
— Семка!
— Он самый! Кольчуги я привез, а добыл их откуда, ты, княже, и не поверишь. У Фомкиной тещи в гостях был.
— Ты, Семка, што меня морочишь? Нет у меня тещи!
— Ой ли? А боярыню Паучиху забыл?
— Дак нешто ты у Паучихи кольчуги достал?
— У нее! Крутилась, крутилась она, как лиса, а податься некуда, кузнецы у нее новые, к паучьей хватке непривычные, потому злые. От кузнецов и вызнал, что у нее полны анбары кольчуг для Ягайлы припасены. Пугнул, а боярыня Москвой пугана. Задешево отдала.
— Теги! Теги! Теги! — ласково звала старуха, рассыпая зерно. С торжественной важностью через болотце к ней шагали журавли.
— Эй, бабка!
Старуха прикрыла ладонью глаза от солнца, разглядывая подъезжавшего всадника. Журавли застыли, тревожно подняв подрезанные крылья.
— Ты пошто журавлей по–гусиному кличешь?
Старуха разглядела наконец ухмылку, поняла: шутит. А всадник продолжал:
— Ты бы гусей завела. Гусятина слаще журавлятины.
— И–и, касатик, куды нам до гусей. На гусей у нас казны не напасено, вот журавлями и пробавляемся. Мы и на старом месте тоже журавельков держали.
— На каком старом месте?
— А мы, кормилец, из Тверского княжества. Пригнаны мы. И деревня наша прозывается Гнилые Выселки. Значит, выселены мы на это место. Смекаешь?
— Смекаю, баушка. Ты мне лучше скажи, мужики сейчас дома?
— Только што с сенокоса вернулись. Роса–те повысохла, они и пришли.