Камень наполовину уменьшился в размерах и свежо сверкал сине-зеленым блеском. Ему придали форму ступенчатой огранкой.
— Брось амулет в море!
— Уже бросил.
Баррет метнул за борт сломанный пистолет и сунул мешочек с изумрудом в карман.
— Скоро тебе станет лучше, — великодушно соврал он.
Ланда беззащитно щурился, пот стекал по его влажным вискам.
— Господи, я наяву вижу бога Камаштли!
Вокруг простиралось тихое море. На этот раз безумие Ланды оказалось неподдельным.
— Да лежи ты смирно!
Баррет навалился на испанца, чтобы помешать ему биться, и Эрнандо вскоре утихомирился.
— Знаешь, мне всегда хотелось богатства. Здесь, на лодке, среди мертвого штиля, у меня оно есть, но так несчастлив я еще не бывал никогда.
— Я поправляюсь, мне уже лучше, — чуть погодя прошептал де Ланда. — Я теперь не умру. Спасибо, Питер…
Он умер к утру нового дня. Питер некоторое время сидел над неподвижным телом. В вещах рыбаков не оказалось ни парусины для савана, ни лишнего груза, ни даже свободной веревки. Пират несколько раз закрывал испанцу глаза, но мертвые веки поднимались снова, зрачки авантюриста пристально рассматривали зенит. Они больше не боялись солнца.
В конце концов Баррет поднял Ланду на руки и просто опустил его в воду. Какое-то время тело плыло рядом с лодкой, и стайка мелких рыбешек щипала покойному неподвижное лицо.
«Вот и все. А мне казалось, что он бессмертен».
Баррет уснул, а когда проснулся, его голые по локоть руки горели от солнечных ожогов. Кожа местами облупилась, местами покрылась мелкими пузырьками волдырей. Пить хотелось нестерпимо, бочонок показывал пустое дно. Сухари еще оставались, но Баррет совсем перестал есть, надеясь, что так влага лучше задержится в теле. Морская вода билась о борт, хотя он знал, что ее горечь легко может вызвать опасную рвоту.
День опять клонился к закату, ночью высыпали звезды, штиль кончился, дул свежий ветер, Баррет ненадолго поставил парус, потом убрал его.
«Как только я найду какой-нибудь остров, пополню там запасы, пусть даже придется драться с испанцами или с дикарями. Только бы не уснуть и не проспать землю».
Он уснул под утро и проснулся через несколько часов, от холодного прикосновения — маленький твердый краб пробежал по его шее. Ставшая привычной качка не ощущалась, лодка застыла, косо уткнувшись в песок. В пяти ярдах слева из воды торчали обломки скалы. На камнях осело немного морской смолы — битума. Он вылез на мелководье и потрогал битум пальцем. Смола смешалась с песком и чуть-чуть отдавала амброй.
«Посудина могла разбиться или перевернуться, а я — утонуть во сне».