Иван Волошин пригляделся к переплету книги и вдруг сказал:
- Я читал это сочинение, профессор. Каюсь, все не одолел, но про царевну Зою прочел...
- Ах, вот как! - воскликнул Стрелецкий, испытующе глядя на Волошина.
- Про Зою я запомнил только то, что она беспрестанно, чуть ли не сорок лет подряд, говорила про себя: "царевна провослявна", "царевна маля-маля разумей русски", что она была папской шпионкой в Москве, отравила своего пасынка и... да, кто-то в книге назвал ее "гнидой"...
Тася испуганно глядела на Волошина. Она не знала, понравится ли такая явно ядовитая характеристика греческой царевны профессору Стрелецкому. Но тот весело рассмеялся и поглядел на бригадмильца с дружелюбным юмором.
- К сожалению, это так, друг мой, - сказал он. - Автор романа почему-то невзлюбил царевну Зою, обрисовал ее зловредной дурочкой и даже не постеснялся чужими устами прилепить ей обидный ярлык "гнида"... А между тем она была далеко не дурочкой и уж никак не агентом папы римского. Она, так же как и ее супруг Иван Третий, хотела укрепления централизованной царской власти в Москве, она путем всяческих интриг, вплоть до отравления пасынка, расчищала путь к престолу своему сыну Василию, который в глазах всего мира явился бы прямым наследником не только русского престола, но и престола Византии и Морей, захваченных турками в те годы. Зоя-Софья, несомненно, считала, что придет время, когда русские воины во главе с полувизантийским царем освободят от турецкого ига балканских славян и близких им по религии греков. Вот почему она настояла, чтобы российским государственным гербом стал герб Византии - двуглавый орел...
Стрелецкий уже заволновался, зажегся; он бегал по комнате, размахивая книгой с ромашками, и, очевидно, обращался ко всем читателям этой книги.
- Этот герб был потом опозорен тупыми русскими самодержцами. Но ведь на знаменах Суворова, на знаменах русских полков, разгромивших турецких захватчиков в Болгарии, в Молдавии, на Кавказе, был именно этот герб... Как же можно называть "гнидой" женщину, искренне любившую свою родину, женщину, желавшую, чтобы сын ее или внук освободил дорогую ее сердцу Византию и родину отца - балканскую Морею?.. Но почему же вся ее деятельность была направлена на возвышение Москвы, а не Рима? Почему даже сам этот автор пишет об унижениях, которые терпела Зоя в Риме?..
Он отложил книгу, уже спокойно зашагал по кабинету и заговорил:
- Нельзя отрицать, что автор сообщил читателю много интересных и ценных сведений. А вот с цареградской царевной ему не повезло. Он рассказал нам все, что касалось ее наружности, но ни словом не упомянул о больших культурных ценностях, привезенных ею в Москву, о богатейшем собрании манускриптов древнего мира, служивших украшением книгохранилища византийских царей и константинопольских патриархов до нашествия турок... Нигде ни единым словом автор не упоминает, как тревожилась Зоя о величайших ценностях древней культуры, как вызвала из Италии зодчего Аристотеля Фиоравенти для того, чтобы обнести Кремль вместо деревянных стен каменными высокими крепостными стенами, а под Кремлем создать целый подземный город с тайниками, потайными ходами и лестницами. В одном из этих подземных тайников она захоронила свои книжные сокровища. Теперь она была спокойна: ни набеги татар, ни постоянные пожары в деревянной Москве не угрожали древним свиткам и книгам...