Косой устремился вслед за братьями. Макс подошел к телефону и связался с Профессором, который, к счастью, оказался на месте, у себя в магазине. Макс сказал, что у него есть деловое предложение, и Профессор пообещал прибыть минут через двадцать. Макс сунул нам с Простаком по сигаре, подождал, пока мы их раскурим, и спросил:
— Ну, что скажете?
— Похоже, что все хорошо, — ответил я. — Они — типичные бизнесмены. Готовы пойти на что угодно, лишь бы честно заработать немного денег.
— Эти тупицы уже не переиграют, они полностью наши, — добавил Простак.
Профессор был точен. Он явился ровно через двадцать минут. Мы все по очереди обменялись с ним вежливыми рукопожатиями. Это отвечало его характеру. С годами он сильно изменился, в основном — к лучшему. В его манерах появилась утонченность, хотя внешне он оставался все тем же низеньким, коренастым, самоуверенным итальянцем средних лет с отвислыми усами. Его окружала атмосфера преуспевания, уверенного спокойствия и здоровья. Он стал настоящим космополитом: мы знали, что он много путешествует, продавая свои печатные станки и жульнические игры простофилям и корыстолюбцам всего мира. По слухам, у него были связи практически со всеми крупными преступными организациями и братствами в Италии, Англии, Франции. Был он знаком и с некоторыми из наиболее известных членов нашей организации.
— Выпьете, Профессор? — спросил Макс.
Сделав изящный жест рукой, Профессор произнес:
— Немного сухого вина.
Он выдерживал роль, забыв, что мы отлично знали его по прошлым временам.
Макс озадаченно взглянул на Простака. Тот пожал плечами и спросил:
— Вы имеете в виду простое красное вино, Профессор?
Профессор утвердительно кивнул и сверкнул белозубой улыбкой.
— Вообще-то мы до сих пор называем его красным гвинейским, — сказал Макс. Профессор рассмеялся.
— Мне приходится заново привыкать к вашей американской терминологии. Красное гвинейское — это было нечто экстравагантное. Вообще-то я, как правило, предпочитаю не одурманивать себя алкоголем, а уж если выпиваю, то мои вкусы не выходят за рамки общепринятых, поскольку я вырос в простой крестьянской семье, но, — тут он придал голосу подобающий эмоциональный оттенок, — наибольшее наслаждение в своей жизни я получаю, облапошивая аристократов любыми доступными мне способами.
— В этом смысле мы все с одной и той же яблони, — ввернул я.
— Да, да, — с улыбкой ответил он. — Все мы одного поля ягоды.
— Ладно, парни, кончайте треп. Мы еще ничего не сделали, — сказал Макс. — Когда все подготовим, тогда и продолжите свой выпендреж.