Я заглянул в мешок и сразу понял, что это подделка. Я сказал Натши: «Ты что, пытаешься наколоть меня? Это же фальшивки!» Он чуть было не грохнулся замертво, а потом ухватился за мои доллары. Я приказал ему убрать руки от моих денег, но этот вшивый ублюдок обвинил меня в том, что я его «кинул»! Я! С моей репутацией честного бизнесмена! Я ему сказал: «Натши, либо ты пытаешься надуть меня, либо эти парни накололи тебя, так что лучше забирай свои фальшивки и быстро проваливай!» Но он не хотел отдавать мне мои двадцать две тысячи. Это черный юмор, ребята. — Толстяк хихикнул, и его брюхо мерно заколыхалось. — Вместо двадцати двух Натши получил сорок пять, вот из этого. — Толстяк отвел в сторону полу пиджака и показал нам револьвер в кобуре под мышкой, пристроенный так же, как мы носили свои. Мы прошли в спальню. Здесь лежал Натши с дырой в голове, весь покрытый кровью. Толстяк вновь хихикнул.
— Во сколько мне обойдется услуга по избавлению от этого трупа?
Он продолжал хихикать, как будто происходящее было веселым представлением. Мне он определенно начал надоедать.
— Пять тысяч, — ответил Макс. Толстяк сразу перестал смеяться, и по его лицу разлилась скорбь.
— Это очень круто, — пробормотал он. — Насколько мне известно, члены Общества платят всего три тысячи за подобные услуги.
— Ладно, ладно, — сказал Макс, — пусть три, если это сделает тебя счастливее.
— Да, это сделает меня гораздо счастливей. — Он опять нелепо захихикал и отделил три тысячи долларов от пачки купюр, достаточной для того, чтобы послужить кляпом для оперного певца.
— Интересно, могу ли я вычесть эту сумму из своего подоходного налога?
— Да, — сухо сказал я. — Можешь включить ее в накладные расходы.
Он утробно захохотал:
— Вы, парни, действительно веселые ребята.
Макс взглянул на лежащее тело.
— Этот Натши так любил по всякому поводу лезть в бутылку, что нам придется хоронить его со штопором. Толстяк зашелся в истерическом смехе и несколько минут не мог остановиться. Потом он спросил: — Как вы собираетесь вынести тело?
— Увидишь. Я гарантирую своим клиентам полное удовлетворение, — ответил Макс.
Толстобрюхий вновь утробно расхохотался, как будто ответ Макса представлял из себя блестящий образчик остроумия.
— Ты, наверное, весельчак, да? — ехидно поинтересовался я. В ту же минуту я пожалел о сказанном. Он смеялся целых пять минут. Чтобы остановить это буйное веселье, я спросил, нет ли у него чего-нибудь выпить. Толстяк достал бутылку виски и бутылку содовой. Он выпил только содовой. Мы выпили большую часть виски. Он взглянул на нас с восхищением.