— Ты в буфете работаешь? — спросил он, смягчившись самую малость, но Юля почувствовала это и в голосе, и во взгляде.
— На вокзале, — ответила она.
— Там и познакомилась с моим Коськой?
— Он ночью туда пришел.
— После смены?
— Да.
— И стал ходить?
— Да.
— Часто?
Она молчала, а его голос становился все напористее, и она прошептала:
— Я пойду?
— Нет, уж сиди, раз пришла. У нас с тобой неизбежный разговор, такое дело... Ты не явилась бы ко мне, я бы сам отыскал тебя. Такое дело... — повторил старик. — Это хорошо, что запросто пожаловала, спасибо тебе, Юля, я правильно называю, не сбился?
— Я — Юля.
Ее лицо меркло, как лампочка, от которой отключили ток. Завяло на глазах, и Михаилу Авдеевичу даже стало жалко ее. Он посмотрел на гостью пристальней. Была она, конечно, видом подешевле Тани, но моложе и — есть поглядеть на что. Чернявая, как цыганка, и глаза добрые, и следит за собой, не отнять.
В минувшие недели он не раз спрашивал себя, отчего это Таня с Костей забыли их, не ходят в дом на Сиреневой, как раньше, а вот и разгадка! Он-то считал, не совпадают у Тани с Костей свободные часы, это случается у рабочих людей, и не может Таня наполнить старый дом своим смеющимся голосом, словно бы не говорящим, а поющим со звучной силой. Он любил этот голос. И вспомнилось, как Костя смотрел на жену, ликующий, и в каждом его взгляде была любовь. А тут вон оно что!
Не совпадали свободные часы, а вот уже в кресле сидела и красавица, ночами наливавшая Косте по стаканчику в своем вокзальном буфете...
О чем говорить с ней дальше? Он потрогал усы. А она вдруг вся посветлела, как будто снова включили ток.
— Я Костю не видела давно, испугалась, а вдруг заболел? Ведь со всяким может быть!
— Это я.
— Грех радоваться, а я радуюсь, что не он. Простите. — Она подобрала ноги. — Страшно было ничего не знать. А теперь я ляпаю, наверно, совсем не то, что нужно. То ли от радости, то ли от страха.
— Ничего не знать — самое страшное, — подтвердил Михаил Авдеевич. — Потому и благодарю тебя, что пришла.
Уйти бы поскорей, подумалось Юле, все сказано, что нужно и можно. И старик болен, Костя не обманул.
— Он жениться на тебе обещал, Коська? Ты его к себе домой водила?
Юля коротко и быстро тряхнула головой: да.
— Семью оставить задумал?
Она еще раз тряхнула головой.
— И ты согласилась?
— Да.
— Легко поддакиваешь, Юлия... не знаю, как по батюшке.
— Нелегко. Но кажется — легко, потому что не это главное.
— А что? Ну, скажи. Чего молчишь?
— И скажу. Все доляпаю, как баба.
— Какая же ты баба? Ведь училась?
— Еще бы! — улыбнувшись, она провела рукой по угольным ресницам. — Обучили! А характер остался необразованный, бабий.