Я не мог прийти в себя от изумления. Это было безрассудно! Открытый призыв к восстанию против Конвента!..
Я смотрел на Марата. Мне казалось, что он слушает без внимания. У него был утомленный вид. Опустив голову на руки, он уставился взглядом в одну точку.
Приер закончил чтение.
— Друзья, одобряете ли вы этот циркуляр?
Раздались крики «Да!» — и новая волна рукоплесканий.
Приер наклонился к столу, за которым сидел Марат.
— Подпиши, председатель, а потом и мы приложим свои руки.
Марат обмакнул перо в чернила и минуту помедлил. Он обратился к Дюбюиссону:
— Послушай, но ведь изменник бежал к Кобургу! Наш призыв от 3 апреля несколько устарел!
— Чепуха. Не следует терять народный энтузиазм. К тому же слух о бегстве Дюмурье не проверен.
— И то правда.
Марат подписал. Затем поставили подписи Дюбюиссон, Приер и еще двое, мне не известных. Вскоре после этого Марат поднялся:
— Братья, вы мне простите, но неотложные дела призывают меня покинуть вас. Не будем прерывать заседания. Дюбюиссон займет мое кресло.
* * *
Когда мы, сопровождаемые верным Роше, очутились на улице, он сказал:
— Ей-богу, нет сил. А впереди еще столько работы — завтра важное заседание…
Некоторое время мы шли молча. Затем я сказал:
— Учитель, зачем вы подписали? Ведь циркуляр ваш бьет мимо цели, поскольку Дюмурье бежал, а в руках ваших врагов эта бумажка может превратиться в отравленное оружие!
Марат пожал плечами:
— Бежал Дюмурье, не бежал Дюмурье, какое, в сущности, это может иметь значение? Теперь Дюмурье — политический труп. Важно, что он дает нам возможность еще раз лягнуть государственных людей и сказать о их подлости народу. И это нельзя не использовать. А об опасностях, мне грозящих, ты не печалься: я пережил их так много, что теперь, право же, меня ничто не пугает. Но оставим это. Где ты намерен ночевать?
Я рассказал ему о неудачном посещении моей старой квартиры.
— Ночуешь у меня, — резюмировал Марат.
Тут я задал вопрос, который весь вечер вертелся на языке:
— Учитель, вы ничего не знаете о Мейе?
Марат долго молчал, и я почувствовал, как дрожь охватывает меня. Я вдруг понял. Когда он начал говорить, мне все уже было ясно.
— Ты не увидишь больше Мейе. Его нет. Он пал смертью храбрых еще тогда, под Верденом. Он один из тех, кто спас родину и республику. Слава о нем и ему подобных не умрет никогда. Дай бог и нам такую же прекрасную участь.