Мужчина, которому она сказала, что ей необходимо позвонить сыну, посмотрел на нее, потом отвернулся. Она не могла позвонить сыну. Он оказался жестоким. И жена у него жестокая.
Оливию подгоняли вперед вместе с небольшим океаном людей: проходите дальше, с чемоданами на тележках, проходите дальше, приготовьте посадочные талоны. Какой-то человек не очень вежливо, жестом велел ей пройти через металлоискатель и контроль безопасности. Взглянув вниз, он произнес без интонаций; «Снимите обувь, мэм. Снимите обувь».
Оливия представила себе, как будет стоять перед ним, выставив на всеобщее обозрение драные колготки, будто ненормальная.
— Я не стану снимать обувь, — вдруг услышала она свой собственный голос. И сказала: — Мне наплевать, черт возьми, если этот ваш самолет взорвется, ясно вам? Мне наплевать, черт бы вас всех побрал, если вы все взлетите на воздух вместе с этим чертовым самолетом!
Она увидела, что этот человек — хранитель безопасности — сделал едва заметный жест рукой, и рядом с ней тут же возникли еще два человека. Это были двое мужчин, но через секунду к ним присоединилась и женщина. Офицеры службы безопасности, в белых рубашках со специальными нашивками над карманами.
Голосами, полными величайшей доброты, они сказали ей: «Пройдемте сюда, мэм».
Оливия кивнула, часто моргая за темными стеклами очков, и ответила: «Буду рада».
В то утро Ребекка Браун украла журнал, несмотря на то что Ребекка вообще-то не относилась к тому типу людей, что склонны красть вещи. Вообще-то Ребекка даже мыло из туалета в мотеле у шоссе № 1 никогда бы не взяла и даже подумать не могла бы о том, чтобы забрать полотенца. Так уж ее воспитали. По правде говоря, Ребекку воспитали так, чтобы она не смела делать очень многого, однако она многое из запретных вещей все же делала, кроме воровства, — такого она не делала никогда. Тем не менее в городе Мейзи-Миллз, в холодной белизне докторской приемной, Ребекка украла журнал. В нем был напечатан рассказ, который ей хотелось дочитать, и она подумала: «Это всего лишь приемная врача и всего лишь журнал, так что фактически это не так уж страшно».
Рассказ был про обыкновенного лысеющего, как бы потерявшего форму человека, который каждый день приходил домой в перерыв, чтобы съесть свой ланч, и сидел за столом вместе с женой, ел сэндвичи и разговаривал, например, о том, что надо бы починить газонокосилку. Рассказ вызвал у Ребекки такое же чувство надежды, какое порой возникало у нее, когда она шла вечером по переулку и видела в окно, как мальчик в пижамке играет с отцом, а отец ерошит ему волосы.