— Бессмертные боги! — воскликнула Фабиола. — Неужели это правда? И когда? Когда казнят его?
— Точно никто не знает. Кажется, скоро. Впрочем, — прибавила Афра лукаво, — нумидийцам не в первый раз приходится казнить преступников; не мало отправили они людей в подземное царство Плутона. Но они не мало и спасли их...
Афра взглянула украдкой на Фабиолу и, заметив ее волнение и бледность, продолжала:
— Нумидийцы и Гифакс знают, сколько стоит голова осужденного.
— Говори яснее, — сказала Фабиола, оживляясь.
— Благородная госпожа, желаешь ли ты спасти Себастьяна?
— Конечно, — воскликнула Фабиола, — говори скорее!
— Слушай же. Сколько ты заплатишь за его спасение? Предупреждаю тебя, что дешево этого сделать нельзя.
— Говори, сколько? Я заплачу.
Сто тысяч сестерций и вольную мне.
— Согласна; только чем ты поручишься, что можешь спасти его?
— Об этом не беспокойся. Через двадцать четыре часа после казни Себастьян будет жив. Тогда ты и заплатишь деньги. Я верю тебе на слово.
— И я не обману тебя, ты это знаешь. Беги же скорей, Афра, не теряй ни минуты.
— Будь спокойна, спешить некуда, — ответила невольница, продолжая расставлять блюда на столе.
В сумерки Афра отправилась в нумидийский квартал и вошла прямо к начальнику отряда.
— Зачем пришла? — спросил он. — Ныне здесь нет попойки.
— Я пришла по очень важному делу, — сказала Афра. — Дело касается, во-первых, меня самой, потом тебя и твоего пленника.
— Вот он, смотри, — сказал Гифакс, показывая на связанного в углу двора Себастьяна. — Смотри, он уснул и спит так спокойно, как будто завтра в это время будет жив и здоров.
— Он должен быть жив, Гифакс! Скажи, ты не оставил еще намерения жениться на мне?
— Конечно нет, но с условиями; они все те же: твоя свобода -я не могу жениться на рабыне, и хорошее приданое — я не могу жениться на нищей.
— И то и другое готово. Сколько ты хочешь взять за мною?
— Но крайней мере, сорок тысяч сестерций.
— Не хочешь ли больше? Скажу тебе, что принесу с собой мужу восемьдесят тысяч, но с условием... надо спасти осужденного.
Гифакс уставил глаза на Афру; удивление, смешанное с досадой, овладело им.
— Ты с ума сошла! — воскликнул он. — Тебе бы уж попросить моей собственной головы. Если бы ты видела лицо цезаря, когда он приказывал мне казнить этого христианина, то поняла бы, что шутить нельзя.
— Глупец! — сказала Афра презрительно. — Кто тебе мешает казнить его и вместе с тем спасти его? Все будут считать его мертвым, а христиане спрячут его. Стреляй так, чтобы он остался лежать замертво, но был бы жив. Ведь вы, искусные стрелки, знаете свое дело. Мне надо, чтобы он был жив спустя двадцать четыре часа после казни, а после я ни за что не отвечаю.