Дана тяжко вздохнула, повесила на плечо сумочку, взяла со стола ключи с брелоком с виде футбольного мяча и покинула гостеприимную квартиру мужчины со сказочным именем Артур. Кажется, он разрешил ключи выбросить в реку или… занести потом… якобы прийти в гости… на чай… Странный какой… неосторожный… А что, если она, Дана, на самом деле – воровка-домушница? Или наводчица какая? Хотя… может, у него этих квартир столько, сколько у нее неприятностей? Одной больше, одной меньше – без разницы…
Нет, выбрасывать ключи Артура она не будет. Мало ли что… Вот возьмет да и навестит его как-нибудь вечерочком: здрасьте, мол, а вы меня помните?
Дома Дану ждала самая неприятная из всех ее неприятностей – бывший муж Вовка в самой худшей из своих ипостасей, а именно – в чрезвычайно пьяном виде. Конечно, можно лишить Вовку ключей, но он непременно станет дожидаться ее под дверью, а соседей Дана стыдилась.
– Дай триста рублей, – сразу начал Вовка, как только увидел бывшую жену. – Я отдам.
– Знаю я, как ты отдашь… – тихо, чтобы не разозлить его, произнесла Дана и прошла в кухню, потому что вдруг почувствовала, что голодна. Вот осталась бы у Артура какой-нибудь фильм смотреть и чаем запивать, глядишь, Вовка не дождался бы и ушел, а теперь станет выворачивать ей душу.
– Нет, ну я правда отдам, – принялся нудить бывший муж, прошлепав за ней на кухню.
Дана всегда давала Вовке деньги. Во-первых, потому что жалела его, во-вторых, потому что побаивалась. Достаточно спокойный человек в трезвом виде, в пьяном он становился агрессивен и почти неуправляем. Дана раскрыла сумочку, достала три сотенных бумажки, но Вовка уже заметил в ее кошельке пятисотенную купюру и нацелился дрожащими пальцами вытащить ее.
– А ну уйди! – Дана щелкнула замком недавно купленного кошелька, но Вовку уже было не остановить. Он вырвал у нее сумку, вытащил кошелек и попытался его открыть, но у него ничего не вышло. Должно быть, таких замочков он еще не видел. Дана и сама-то не сразу к нему приспособилась.
Бывший муж крутил в ручищах кошелек, а изо рта у него тянулась струйка мутной слюны. Дану передернуло. Был ведь нормальным мужиком: и зарабатывал неплохо, и по хозяйству все умел делать, и любовником был хорошим. Только вот детей у них не получалось. Вовка винил во всем ее и сам обследоваться категорически отказывался. В конце концов ушел к другой женщине, в надежде заиметь потомство, но та, другая, ребенка так и не родив, только обобрала Вовку и, что называется, голым в Африку пустила. Дана принять обратно не захотела, да он и не просился. Жил в комнате коммуналки, которую ему оставила какая-то престарелая родственница, отправившись в лучший мир, и пил день ото дня все сильнее и сильнее. Выглядел уже не на свои тридцать два, а на все сорок. Поседел и скукожился, как сморчок, раньше времени.