Тур. И сделанные им выборы закончились здесь, на дороге, которая вела в никуда.
И в то же время руны снова нашептывали ему о выборе, о шансе – если только он сможет его увидеть. Позади осталось чувство, что все важное в жизни достигнуто с помощью одного точного удара топором, нанесенного почти полжизни тому назад. Чтобы снова отправиться в путь, Хакону требовалась лишь его воля. Нужно только заставить ноги снова шагать вперед. Только это – и, возможно, несколько монет, которые помогали бы ему в пути.
А потом с улицы донесся голос, заставивший его прислушаться. Один из людей епископа, остановившись перед домом Хакона там, где проулок становился чуть шире, объявлял о том, что человек, умеющий работать топором, получит в уплату золотые.
Как только пробило два, Фуггер ткнул Жана в грудь чем-то твердым. Француз с ворчаньем открыл глаза – и увидел, что у него на груди лежит меч палача.
– Как, во имя… – кашляя, вопросил Жан, но Фуггер уже начал рассказ, бестолково мечась по комнате.
– И вот мы с Демоном полетели по улице, – начал он. – По той, на которой, как мне сказали, жил покойный палач, и видим у одной двери толпу. «Не пущу! – кричит толстуха, заслоняя вход. – Все его жалкие пожитки – мои, за те полгода, что он провел под моей крышей!» – «Но он должен мне за три бочонка пива!» – кричит один человек. «А мне задолжал за армейский хлеб!» – говорит другой. «А мне он не заплатил за те дни, что я провела на спине! – вопит худая женщина и выталкивает вперед двух оборвышей. – И эти крошки тоже его. Он обещал купить им одежду на те деньги, которые получит, срубив графу голову!» Тут в толпе начали злобно кричать: они поддерживали то одного претендента, то другого. Но толстуха не желала отходить от двери. А тем временем Демон… да, да, выходи вперед, дорогой, и кланяйся… Демон взлетел и закаркал. Я поднимаю голову и смотрю – а он сидит на подъемной балке под верхним окном. А напротив – тоже балка, и дома стоят так близко, что из них получается, можно сказать, мост. Лавочник глазеет на свару, так что я моментально проскальзываю у него за спиной, прохожу через лавку, поднимаюсь по лестнице в комнату, которая выходит на улицу, открываю окно – и перехожу прямо над головами спорщиков в жилище Жирной госпожи.
С этими словами Фуггер, сопровождавший свой рассказ пантомимой, перепрыгнул через воображаемый мостик у окна и упал в комнату.
– В комнате нет ничего, ради чего стоило бы ссориться, но я там не задерживаюсь. Меч лежит прямо на подоконнике, так что я его хватаю, пробираюсь обратно по блокам, спускаюсь по лестнице и проталкиваюсь через толпу как раз в тот момент, когда бабенки вцепляются друг другу в волосы.