И де Монферье, понизив голос, рассказал душераздирающие подробности о друзьях Амалии, которые все как один не дружили с законом и которых наверняка не пускали в приличные дома, в то время как она совершенно свободно принимала их у себя.
– По-моему, все это дурацкие сплетни, – холодно сказал Кристиан. – Я не встречал у нее дома ни одного человека, которому было бы неудобно пожать руку.
– Конечно, ты прав, – легко согласился маркиз. – Наверное, все дело в том, что для своего возраста она поразительно выглядит, вот люди и рады приписать ей хоть что-нибудь. Хотя в то же время нельзя сказать, что она следует светским условностям. Она не дает балы, редко ходит на званые вечера, почти не бывает в театре, зато ее портреты пишут лучшие живописцы. Все сейчас с ума сходят по Больдини[32], платят ему сумасшедшие деньги, лишь бы он их написал. Только мадам Корф не искала его расположения, он сам захотел нарисовать ее портрет.
Кристиан не слишком разбирался в живописи, но про себя подумал, что на месте этого Больдини написал бы не один портрет Амалии, а несколько.
…И еще, по правде говоря, он был рад, что она отшила Гастона. Если бы она была благосклонна к этому ничтожеству, это сильно уронило бы ее во мнении Кристиана. При всей своей демократичности он отлично сознавал, что люди вовсе не равны, только для него неравенство заключалось в личных качествах, а не в социальном положении.
– Ты давно с ней знаком? – осведомился де Монферье, испытующе глядя на него.
– Скажи, Гастон, тебе не надоело? – прямо спросил граф.
– Ты о чем? – изумился тот.
– Тратить свою единственную и неповторимую жизнь на какую-то чепуху, – терпеливо пояснил Кристиан. – Чем ты занимаешься? Ходишь по гостиным, разносишь сплетни, выспрашиваешь у меня подробности о женщине, которую я едва знаю. Зачем это все, для чего, в чем смысл? Я не понимаю. Может быть, ты мне объяснишь?
– Ты сегодня в русском настроении, как я погляжу, – добродушно ответил Гастон, которого ничуть не обидели слова приятеля. – Смысл жизни, душа и прочие нелепости, над которыми ваши писатели так любят ломать голову. Какой, к примеру, смысл в автомобильных гонках, которыми ты так увлекаешься?
– Победить природу, – серьезно ответил Кристиан, – испытать собственный характер и, может быть, установить рекорд. Дойти, например, до скорости в сто километров в час. Пока невозможно, но как знать?
– А по-моему, все это глупости, – отозвался Гастон, поправляя бутоньерку. – Я не спорю, для тебя это, наверное, много значит, но для меня победить природу и прочее – всего лишь слова. И ты прости меня, но я не променяю все автомобили мира на лошадь, которая выиграет очередные скачки в Шантийи. Кстати, вот тебе пример торжества над природой ничуть не хуже твоего, потому что хорошо объездить лошадь – целое искусство.