Я нашла Фоли в залитой солнцем церковной кухне, где он с помощью огромного полотера натирал бежевый виниловый плиточный пол. От неожиданности он вздрогнул, как от резкой боли. Выглядел он ужасно, хотя опухоль на лице немного спала. На переносице болтался отлепившийся от шины пластырь. Под глазами все еще были синяки, словно он специально наложил тени, чтобы усилить голубизну глаз. Кровоподтеки перешли на щеки и ниже, к подбородку, — казалось, что у него выросла темная борода. От все еще распухших губ, словно тюленьи усы, отходили черные нитки швов.
Он выключил полотер и опустился на табуретку.
Я достала вторую табуретку и села.
— Разве вы не должны лежать в постели? — спросила я.
— Я не люблю бездельничать. Нужно думать о куске хлеба. Что привело вас сюда?
— Кружевная занавеска, в которую было завернуто тело.
Он опустил глаза и уставился на свои руки.
— Я так жалею, что порвал их. Она из-за них уехала. Я знаю, что ничего изменить нельзя, но если бы она тогда не уехала, то была бы жива.
— Я не о том хотела с вами поговорить, Фоли. Не для того я проделала неблизкий путь, чтобы заставить вас почувствовать угрызения совести, — сказала я. — Когда обычно забирали мусор?
Он задумался.
— По пятницам.
— Но в ту пятницу его не могли забрать из-за праздника, не так ли?
Он пожал плечами:
— Не знаю. Прошло слишком много лет.
— Ну подумайте — банки были закрыты, почту не доставляли, ни одно государственное учреждение не работало, так же как и городские службы, за исключением, возможно, автобусной линии, если в Сирина-Стейшн тогда ходил автобус.
— Так.
— Значит, занавески пролежали в мусорном контейнере целых два дня — пятницу и субботу, прежде чем оказались в мусороуборочной машине.
Он посмотрел на меня с испугом, но я продолжала:
— Где у вас стояли мусорные баки?
— На аллее позади дома.
— Значит, кто-нибудь мог украсть занавески.
— Зачем?
— Кто-то готовился убить вашу жену и похоронить в этой яме. В городе все знали о вашей ссоре и порванных занавесках. Виолетта рассказала эту историю всему свету. Таким образом, в случае если бы кто-нибудь обнаружил машину, тот факт, что женщина была завернута в занавеску, указывал бы на вас.
Мне казалось, я слышу, как работает голова Фоли — тук-тук, — пытаясь осмыслить сказанное. Я продолжала наступление:
— Кто такой Филемон Салливан? Это вы?
— Меня так назвала моя мать, но я всегда ненавидел это имя и называл себя Фоли.
— Это вас как раз в то время подобрали на улице за пьянство и непристойное поведение?
— Кто вам это сказал?
— Я видела заметку в газете об условном приговоре и о штрафе в сто пятьдесят долларов. Приговор был вынесен 6 июля, но в газете не упоминалось о дате вашего ареста. Когда это случилось?