– Значит, у нас много общего, – пробормотал он, – не говоря уж о самом очевидном.
Глаза его засветились хитрым светом.
Это было вопиющим сексуальным хвастовством.
Вроде бы это должно было ей понравиться, но, как ни странно, она почувствовала себя неуверенно. Может, потому, что сексуальное влечение недолговечно?
Официант принес счет. Лука расплатился и взглянул на нее.
– Нам пора домой, тебе не кажется?
Как только они оказались дома, Лука провел рукой по крошечной складке между ее бровей.
– Ты хмуришь брови, не переставая, с тех пор как мы ушли из ресторана! Знаешь, что случается, когда хмуришься? – поддразнивал он. – Морщины появляются и остаются навсегда. А еще ни одной женщине не нравились морщины на лице.
По какой—то причине это наблюдение только подействовало ей на нервы.
– Ну, когда эти морщинки появятся, мы от них избавимся с помощью волшебного скальпеля хирурга, разве не все так делают? – язвительно спросила она, – потому как, если на мужском лице морщины указывают на жизненный опыт, то на женском они выставляют напоказ только возраст!
– Сага, сага, это твое мнение, а не мое. Ты работаешь в индустрии, которая ограничивает возраст трудящихся в ней. – Он поцеловал кончик ее носа. – И я совсем не пропагандирую хирургическое вмешательство!
Ева подумала, что ему этого и не нужно. Отвернувшись к окну, она смотрела на сверкающие огни города. Такие мужчины, как Лука, высоко ценят красоту, а синоним красоты – молодость, разве не так? У него всегда будет целая армия девушек с молодой, упругой и неморщинистой кожей.
– Ева?
Его голос был глубоким и низким. Она закрыла глаза, когда он начал поглаживать ее плечи руками, вновь затягивая ее в объятия. Зачем все портить, подумала она, пока его ладони ощупывали ее грудь.
– Слушай, ты не злишься? Ты словно горишь.
Она засмеялась и повернулась к нему, поглаживая рукой точеный контур его подбородка.
– Не злюсь, но действительно горю. – Ее глаза блеснули дразнящим вызовом. – Всегда пылаю.
– Тогда иди сюда и покажи как, – выдохнул он, уловив в изгибе ее рта характерный любовный голод. – Покажи мне.
– Ну, я тебе покажу, – нетвердо сказала она, расстегивая пуговицы на его рубашке.
Этой ночью она играла активную роль, раздевая и дразня его, пока он не начал молить ее о милосердии.
Она оставила на себе чулки и залезла на него сверху.
Ее волосы спускались с плеч, и она подумала, что никогда раньше не чувствовала себя с мужчиной так необузданно.
Какое—то время он молча лежал, пока, наконец, не открыл глаза и не бросил на нее утомленный взгляд.
– Ну и ну!