Она почувствовала усталость и закрыла глаза.
Через шесть дней малютку Оливьеро забрали домой, в квартиру, которую обустроил для него Лука.
Там повсюду были цветы – розы, лилии и тюльпаны, яркие и ароматные, поражающие своей красотой и количеством. В желтой детской комнате повсюду были воздушные шарики и куча поздравительных открыток. А изящные подарочные коробочки, голубые, серебряные и золотистые, ждали новорожденного. Все выглядело так, будто их собиралась навестить звезда Голливуда, и Ева сочла этот антураж даже излишним.
Она вспомнила, что это квартира бывшего холостяка, лишь, когда поднималась на лифте в пентхаус.
Она подумала о былых белых стенах и матовом стекле и вздрогнула, представив, как бы там бегал неугомонный малыш.
Лука внес ребенка и положил переносную детскую кроватку на кофейный столик.
– Малыш отлично спит, – тихо заметил он. – Ты хорошо его кормишь, Ева.
От неловкости она раскраснелась и отвернулась.
Он говорил это как что—то сокровенное и интимное, но что может быть более интимным, чем тот факт, что он был свидетелем рождения малыша? Он видел ее в самом неприкрытом, уязвимом, нагом и беззащитном виде, когда она вдобавок ко всему была до смерти напугана.
Лука заметил, что она избегала его взгляда, и прищурился. Так тому и быть. Если она хочет быть от него на расстоянии, то и он будет на расстоянии.
– Ты голодна? – спросил он.
Первым ее желанием было сказать «нет», но она знала, что ей необходимо поесть, и кивнула.
– Только сначала хорошо бы принять ванну.
– Разумеется, – согласился он. – Садись, я сделаю тебе ванну.
Она поняла, что обидела его, но не знала, чем.
– Не надо, я сама…
– Ева, садись, – повторил он суровым тоном. – Ты и так вымотана.
Она робко села, глядя на малыша, мирно спящего в кроватке. До нее донесся звук бегущей воды.
– Ванна готова.
Она взглянула на Луку. Он стоял у двери и выглядел каким—то раздраженным, угрюмым и безрадостным. Конечно, было бы странно, если бы они сразу идеально вписались в свои новые роли отца и матери, но дистанция между ними лишь усиливала это чувство странности. Ева не знала, как ее сократить и сможет ли она когда-нибудь это сделать.
Она медленно поднялась на ноги. Все еще пребывая в стадии неосознанной боязни за ребенка, она задержала на Луке беспокойный взгляд.
– Ты присмотришь за Оливьеро?
Его взгляд стал ожесточенным. А что, она думала, он будет делать? Пойдет гулять на площадь Испании?
– Естественно, – коротко бросил он.
Она не могла припомнить, когда еще видела его таким нервным и взвинченным. Возможно, причиной было само рождение ребенка. Это стрессовый период и для мужчины, она не должна была об этом забывать.