— Ну, ты не кипятись, Федор Иванович, как-нибудь решим это дело, — мирно сказал Митрич, не хотевший начинать первый день ссорой.
Но Федька разгорячился, оборвал разговор и ушел не простясь.
— Вот ведь человек... — проговорил Митрич задумчиво,— В зоотехнике не смыслит, в ветеринарном деле не разбирается, а за место держится. Уцепился, как клещ...
— Он зато в парном молоке хорошо разбирается, — отозвался Алешка. — Хоть бы ты за это взялся, дядя Петя.
— Ничего, сынок, уладим.
Доярки закончили дойку, слили молоко в бидоны и стали их таскать в родник, который был забран в сруб и сверху покрыт плотной крышкой.
Алешка наскоро выхлебал чашку ухи, съел рыбину и подался к коровам.
Краешек солнца, поднявшись над лесом, брызнул огнем, окатил светом весь стан. Женщины, окончив работу, потянулись к костру.
— Катерина, откинь крышку с родника, пусть туда солнце заглянет! — крикнула Дуня и подошла к Митричу.
— Ты, случаем, не на повара учился, Митрич? — спросила она, подавая руку. — Здравствуй. Что больно долго не ехал? Мы тут с Федькой замучились. Как же — начальник!
— Могу и поваром, — сказал Митрич и посмотрел вслед уже еле видному Федьке.
Стадо ушло на луга. Митрич подобрал свои вещи и направился домой вдоль загона. Изгородь была сплетена из ивовых прутьев. Обширный, в несколько гектаров загон стоял на самой бросовой, каменистой земле. «Правильно задумано,— решил про себя Митрич. — Где скот, там и навоз. В будущем году на этой земле даже конопля может уродиться».
Поднявшись на бугор, Митрич увидел стадо, рассыпавшееся на лугу вдоль речки. Увидел и Алешку с собакой.
Идет Митрич по своей земле. Все ему здесь знакомо, все радует. Здесь он родился, отсюда уходил на войну...
Пока шагал Митрич полями, все горячей становилось солнце. День звенел от жары.
Дома встретила Митрича Марина, жена. Шагнул к ней Митрич, улыбнулся, да так и замер с улыбкой... Не было радости в глазах жены. Смотрела зло, как на незваного.
— Явился! А я уж думала, совсем пропал. Спасибо, Федька сказал... От чужих людей узнала. Я и баню... и обед — вот он. Да тебе, видно, не к спеху!
— Ну ладно, — мягко сказал Митрич, — не сердись. Задержался, полями шел... Здравствуй.
Но Марина не слушала. Крикнула зло, словно выплеснула давнюю обиду:
— Или дорогу домой забыл?! Я — ладно... А сын-то у тебя есть? Или нет?! Видно, в шалаше удобнее... Уху варишь! — заплакала, схватила фартук — и вон из избы.
Митрич бросился за ней:
— Марина! Да ты в уме?
Марина остановилась, посмотрела на Митрича дикими, в слезах, глазами, крикнула истошно:
— Они там от колхозного молока с жиру бесятся! Я вот им прически попорчу! — и через сад убежала в поле.