Летом 1940 года, вскоре после смерти моего отца, мы поженились. Мы оба были счастливы: нам удалось создать свой очаг. Она уже не работала на хозяина. На наши небольшие сбережения мы купили швейную машину, и Ангела начала шить на дому. Ей нравилось работать, гулять по городу, но больше всего она любила читать. Она читала очень много, и вместе с ней читал я. Из книг я многое узнал…
Гражданский замолчал. Я увидел, как он всматривается в небо. Темнота ночи начинала редеть. Звезды бледнели. Он попросил у меня еще сигарету, закурил и продолжал свой рассказ.
— Как раз в это время легионеры вновь стали шуметь. Они вываливались на улицу в своей форме и маршировали с песнями. Я смотрел им вслед и дома рассказывал Ангеле обо всем, что видел. Она слушала меня, потом со слезами на глазах умоляла не вмешиваться в политику. Вскоре я узнал от нее то, что она долгое время скрывала: ее старший брат был приговорен к десяти годам тюрьмы за коммунистическую деятельность. Его арестовали дома, и Ангела, еще ребенок, осталась одна, без всякой поддержки. По ее словам, она не поняла, за что арестовали брата, почему она осталась одна, почему ей пришлось жить в такой нужде. Когда я спросил ее, почему она не рассказывала мне о жизни своего брата, она расплакалась. Она сказала, что ей было страшно потерять меня, что она боится даже произносить слово «коммунист». Потом она достала из чемодана фотографию и показала мне; на фотографии я увидел мужчину с энергичным и умным лицом. Мне сразу понравился этот человек, хотя я его совсем не знал.
Через год началась война. На какое-то время меня оставили работать в мастерских, но осенью прошлого года я получил повестку о мобилизации. Так разрушилось наше счастье: война вошла и в наш дом.
Последовали кровавые дни на фронте. Да, браток, мне довелось узнать все ужасы войны, и я только чудом остался в живых. При отступлении я видел поставленные гитлеровцами виселицы, сожженные русские села. Все, что я видел вокруг, наполняло мое сердце безграничной горечью. Я воевал и спрашивал себя, сколько же времени еще будут длиться эти человеческие страдания, что мне нужно в тех краях, зачем нас погнали на эту войну. Воевал и хотел, чтобы осколок или пуля ранили меня, тогда меня эвакуировали бы в тыл. Но я был словно заколдован: осколки и пули избегали меня.
В то время я регулярно получал письма от Ангелы. Она писала о своей любви, о своем одиночестве. Ее письма были проникнуты какой-то грустью. Я перечитывал их и все яснее понимал, что Ангела что-то скрывает от меня. Но что именно, не мог понять. Однажды я получил открытку от нашей соседки. Соседка писала, что Ангела находится на восьмом месяце беременности, а при моем отъезде на фронт она ничего не сказала мне, чтобы у меня на сердце не было еще тяжелее. Еще соседка подсказала мне попытаться получить отпуск и приехать хотя бы на короткое время в Бухарест.