Наташке на его принципы было плевать. У нее была собственная шкала ценностей, по которой жрать и одеваться было важнее. Но теперь-то… Теперь ведь ему не деться никуда? Все, взял. Взял. А как можно не взять у собственного начальника? Премия. Как бы премия. Значит, можно к ней? Позвонить, сказать… Она так в Турцию мечтала поехать, а не опять в Сухуми. Сейчас там еще бархатный сезон. Если Наташке сказать, сколько ему дали, про развод она мигом забудет.
Садовое тягуче перетекло в стылую Рязанку. Антон, боясь проснуться, открыл бардачок… Конверт на месте. Распухший, как утопленник. Как разбившийся таджик. Как остальные бесконечные и безгласные таджики, узбеки, и прочие нацмены…
Сколько же там, в бардачке? Сколько ему за них предлагают? Ему, капитану, так вот просто отстегнули. На, жуй. Займи чем-нибудь рот. Проглотишь — приходи за добавкой. Это не сотки у гастеров стрелять. Тут всю жизнь можно разом изменить. Совсем. Будто другим человеком и в других обстоятельствах родиться, а о прошлой неудачной попытке жить — забыть к чертям… Сашке купить настоящую гоночную трассу… Пока, конечно, рано, но через год он уже оценит.
* * *
Антон потянул мобильный и запиликал клавишами, набирая Наташкин телефон. Та не подходила гудков двадцать, потом сдалась.
— Что?
— Наташ… Наташ, это я. У меня новости хорошие. Премию дали. На повышение пойду.
— Это кто там? — хозяйски влез вдруг в трубку чей-то хамоватый низкий голос. — Твой бывший, что ли?
Антон мгновенно озверел, вцепился добела пальцами в руль, будто в глотку внезапно возникшего соперника, и захрипел в телефон ненавидяще:
— Какой бывший?! Какой еще бывший?! Ты кто такой? Да я тебя… Да я всех вас! Я урою тебя, гнида, понял?! Я твоей башкой в футбол играть… Ты знаешь, с кем… Наташка! Ты с ума, что ли… Офигела, что ли… Что за беспредел…
— Антон, — твердо и спокойно сказала ему жена. — Я ушла от тебя к другому. Я тебя больше не люблю. Я хочу быть с настоящим мужчиной. Прощай.
Совсем холодно сказала. Отрезала. И вот она-то наверняка не по живому уже резала. Там больше уже нервных окончаний не осталось, это точно, понял Антон. Вчера она еще хотела его слушать, еще готова была спорить, но он уснул. А сегодня уже поздно. Гангрена.
— А… Ах… А Сашка? Он же… Я же его отец!
— А он тебя не будет помнить, — равнодушно отозвалась она. — Пусть его растит настоящий мужик. Который может семью прокормить.
— Кто он? На кого ты меня?! Кто это?!.. — орал в трубку Антон, а трубка ему отвечала, — Бип. Бип. Бип. Бип.
С таким — как смириться? Если думаешь, что жена уходит от тебя, потому что ты жить не умеешь, — больно. Но если знаешь, что уходит она к кому-то другому, когда понимаешь, что тебя с кем-то сравнили, и сам себя с этой сволочью сравнить можешь — вот это нестерпимо.