И долгими бессонными ночами в преддверии пятидесятилетия, подводя итог своей молниеносной карьеры, Пчелкин вдруг стал задаваться вопросом: и это все?
Белый «пазик» остановился и гнусаво погудел. К дому Пронина он подъехать не мог: в дороге тут зияла бездонная выбоина, ставшая вратами в чистилище для многих десятков подвесок.
Семен докурил, затушил бычок о крышку банки из-под латвийских шпрот и в три прыжка оказался на подножке автобуса. Водитель хмуро кивнул ему, «пазик» дернулся и покатился по деревянным улицам старого Иркутска, вихляя, будто шел по минному полю.
Подобрав остальных, водитель взял курс из города. Теперь можно было укутаться в ватник и доспать: до места было ехать часа полтора. Сначала по приличной трассе, отремонтированной к выездному заседанию Госсовета, потом по бетонке и наконец в самую глубь леса по широкой просеке, изрытой огромными колесами форвардеров.
Семен свою работу знал и любил. Он посвятил ей, наверное, всю свою сознательную жизнь, за вычетом армии и двух сроков — за злостное хулиганство и за хищение.
Семен был косноязычен, и спроси его, почему он не променял механический и скучный свой труд ни на торговлю в ларьке у школьного дружбана, ни на возможность калымить на строительстве коттеджей для московских буржуев, он толком объяснить бы не смог.
А дело все было в том, что, намечая себе фронт работ на день и аккуратно выполняя план к вечеру, превращая свои две сотки хвойной чащи или дубовых рощ в аккуратные белые пеньки, Семен ясно ощущал: то, что он делает, приносит результат. Он, Семен, оставляет после себя след на этой земле. Да и вообще это было приятно: систематически, сотку за соткой убирать лес. И не потому, что Семен не любил деревья — любил, как муравей любит тлю. Удовольствие было того же порядка, что от неспешного зачеркивания по квадратику потопленного вражеского четырехпалубного корабля в «Морском бое», что и от планомерного заполнения отгаданными словами кроссворда в «Комсомолке»…
И, оглядывая в конце каждой своей смены утыканное свежими плахами поле, Семен ощущал что-то… Пусть и не счастье, но уверенность — в себе, в своем будущем, в своем прошлом.
Он делал хорошее, нужное дело.
А еще лесом можно было приторговывать налево.
Начинал он, еще когда работать приходилось бензопилой «Дружба» и безо всяких наушников, а трелевкой занимались древние трактора ТТ-4. Но по мере того как страна становилась на ноги, появились и наушники, и финские пилы.
И вот отечественная лесозаготовительная промышленность приготовилась к решающему рывку вперед: фирма, в которой трудился Пронин, закупила американские харвестеры. Шестиколесные монстры с мощными циркулярными пилами на выносной стреле-манипуляторе были покрашены в кричаще-красный цвет и сжирали гектар леса в три рабочих смены.