— По новому законодательству — раз в пять лет, — холодно поправил его Председатель Избиркома.
— А мы им водочки и тушенки добавим банку, чтобы на пять лет хватило! — не унывал Чистяков. — Вы просто, Игорь Борисович, результаты не объявляйте пока… Пусть еще посчитают… Человеческий фактор… А мы поднапряжемся и соберем голоса. Авралом. Будет! Все будет, обещаю!
— Исключено, — покачал головой Председатель. — Народ сделал свой выбор.
— Мой народ не пойдет против меня! — закусил удила Сергей Васильевич.
— Это не ваш народ, а государственный, — осадил его функционер. — И живет он в интересах государства. А не в ваших. Если народ проголосовал против вас, значит…
— Батюшка! Да что же мы, всерьез народ слушать будем? — как на помешанного посмотрел на функционера Сергей Васильевич. — Это с каких это пор? Ведь темные же люди!
Председатель Избиркома пожал плечами и внимательно посмотрел на наручные часы.
— Да почему?! Почему?! Что я вам сделал? За что вы меня?! — захрипел Сергей Васильевич. — Меня же сразу зароют… Из Москвы пришлют и зароют… Человеческий фактор, а? Задержечка?.. Сделайте, христомбогом прошу! А за мной не заржавеет! Вот дачку — три гектара в заповеднике, например…
— Нет больше человеческого фактора. Машина считает, — сказал функционер.
— Но вы же человек! Вы ведь главнее машины! — непонимающе глядя на Председателя снизу вверх, пробормотал Сергей Васильевич. — Что же мы это, позволим каким-то мертвым ящикам собой распоряжаться?!
— Это не мертвый ящик, — зачем-то кинув в угол извиняющийся взгляд, сказал Председатель. — Это Государственная Автоматизированная Система «Выборы». Вершина научной мысли.
— Это всего лишь машина! Машина!
Сергей Васильевич вскочил на ноги — хрумкнула спина — и, хромая, кинулся в тот самый угол, куда только что смотрел Председатель.
— Я уничтожу ее! — кричал он. — Уничтожу!
Поросшие седым волосом кулаки ударили в хромированный корпус машины, но ему не удалось сдвинуть ее хотя бы и на миллиметр.
Весила она, должно быть, не меньше центнера. Костяшки пальцев покрылись медленной стариковской кровью.
— Вандалоустойчивая модель, — сказал Председатель, и в жестяном голосе его слышалась оппенгеймеровская гордость-гордыня. — И не старайтесь, Сергей Васильевич. Это же просто одна из местных станций. Центральная-то находится в Москве, и до нее уж вы не доберетесь. Все. Не будет больше подтасовок, подкупов, мертвых душ, взяток, угроз, вмешательства органов… Все теперь будет четко, как в швейцарских часах. Все прозрачно.
— Чему радуетесь?! — потряс головой Сергей Васильевич. — Чему радуетесь, убогий вы человек! Это же конец мира, каким мы его знаем!