Маркус стоял в коридоре и старался унять разыгравшееся воображение. Он знал женщин. Их у него было много. И он знал, как выглядит женщина, испытавшая сладкую муку любви.
Несмотря на то обстоятельство, что Аманда Поттер была одна в комнате, она подошла к двери в мятой одежде, со спутанными волосами, припухшими губами и слегка порозовевшими лицом и шеей. Она подозрительно походила на женщину, которая только что занималась любовью.
Он вышагивал перед дверью, обдумывая, что разумнее — вломиться в комнату и проверить свои подозрения или плюнуть на все.
Несколько минут спустя, не услышав ничего, кроме случайного скрипа кровати и тихого удрученного вздоха, он решил, что все себе вообразил. Она спала, слава Богу. И он просто поднял на ноги раздосадованную женщину.
Он вспомнил слова отца: между любовью и ненавистью очень тонкая грань. Очевидно, Аманда ненавидела его за то, что он следует приказаниям ее мужа. Это служило объяснением ее вида и поведения.
Удовлетворившись таким объяснением, он сложил руки на груди и прислонился спиной к двери — вовсе не для того, чтобы подслушивать, как он говорил сам себе. А только для того, чтобы в случае, если она попросит, прийти ей на помощь.
Так проходили дни, каждый раз, когда Аманда открывала дверь, чтобы отдать поднос с едва тронутой пищей и получить новую, Маркус наблюдал за ней. Но женщина, которую он ожидал увидеть, уже не появлялась. Аманда уже не была сердитой или расстроенной. И измученной она не выглядела.
Она могла подойти к двери в одной ночной рубашке, ее волосы спадали на плечи, напоминая Маркусу осенние листья, высыпающиеся из корзины.
Мэйбл, глядя на нее, начала умолять:
— Пожалуйста, мисси, вам нужно поесть.
Аманда молча отдавала поднос и запиралась.
— Но, мисси, вы не хотите взглянуть на почту? Вы всегда ее разбирали. — Уговоры оставались без ответа.
Молчание Аманды неизменно заставляло Мэйбл отходить от двери чуть ли не в слезах, причитая, что «мисси совсем извела себя и вот-вот заболеет».
Но Маркус, поразмыслив над случившимся, пришел к выводу, что Мэйбл не права. На самом деле, по его мнению, Аманда никого не изводила, и себя в том числе. Сияние ее глаз, казалось, растекалось по всему телу и придавало то, чего у нее раньше не было: вид по-настоящему любимой женщины.
Аманда без опаски стояла голая перед окном, зная, что темнота комнаты убережет ее от любопытных взглядов извне.
Она наслаждалась тем, что вольна стоять без одежды, и ощущением того, что воздух поглаживает ее тело так, как не может он. Она вздрогнула и нахмурилась, осознав, что вера в его существование может окончательно погубить ее.