— Эй, кто там, отворите! — закричал я.
Хоть эти слова сказаны были самым грубым голосом, и притом я изо всей мочи ударил в дверь кулаком, однако ответа не было. Подождав немножко, я опять закричал; но все напрасно.
Я отошел задом от этого странного дома, чтобы посмотреть: мне пришло в голову, что, может быть, эта дверь сделана тут только для порядка, для симметрии, а есть где-нибудь другой вход; но окна заделаны решетками, и я принужден был воротиться к дверям. Я опять приблизился к отверстию и в этот раз остановился в нескольких дюймах от решетки: кто-то с другой стороны прижался к ней лицом и глядел на меня.
— Насилу-то! — вскричал я. — Да отворяйте же, черт вас возьми!
— Кто там? Что тебе надо? — сказал приятный голосок, какого я совсем не ожидал.
Ясно было, что это говорила молоденькая девушка.
— Тебе хочется знать, кто я таков, моя милая? — сказал я дискантом, передразнивая ее. — Я матрос, и мне придется переночевать в тюрьме, если ты, моя лебедушка, не пустишь меня к себе.
— С какого ты корабля?
— С «Борея», который завтра идет в море.
— Ступай сюда, — сказала она, отворив дверь так осторожно, что, кроме меня, мышь бы не пролезла. И потом тотчас она заперла дверь двумя замками, да еще перекладиною.
Признаюсь, при звуке замков меня морозом по коже подрало. Впрочем, назад было уже нельзя; притом девушка отворила дверь, и я очутился в свету. Я окинул глазами всю комнату и взоры мои остановились на хозяине: он был такой богатырь, что другой на моем месте струсил бы, взглянув на него.
Мистер Джемми был молодец футов в шесть, здоровый и рыжий; лицо его по временам исчезало за дымом коротенькой трубки, которую он держал в зубах; глаза сверкали и, казалось, привыкли проникать прямо в душу того, кто с ним говорит.
— Батюшка, — сказала девушка, — этот матрос просит, чтобы мы пустили его на ночь к себе.
— Кто ты? — сказал Джемми после некоторого молчания.
По его выговору тотчас можно было узнать, что он ирландец.
— Кто я? Мать моя из Лиммерика, — отвечал я на минстерском наречии, на котором говорил как на родном своем языке. — Неужто ты, мистер Джемми, не видишь, что я ирландец?
— Да, ты точно должен быть ирландец, — сказал хозяин, вставая со стула.
— Да, уж могу похвалиться, чистый ирландец.
— Ну, так милости просим, земляк, — сказал он, подавая мне руку.
Я было хотел пожать ему огромную лапу; но он, как будто одумавшись, заложил руки за спину и, посмотрев на меня своими дьявольскими глазами, сказал:
— Если ты ирландец, так должен быть католиком?
— Разумеется, католик.
— А вот посмотрим.