Но тут, следующим номером вашей программы, вступит размышление о верности, "серьез" того обязательно требует: а как же нравственный долг? А как же верность ненаглядной Касьяновой?! Ваша дисциплинированная душа запуталась в трех соснах примитивной морали... А жизнь-то ваша, Алексей Андреевич, ваша единственная и личная, - и вы рискуете ее растратить на раздачу придуманных вами и всем обществом долгов! Как пресно, как невкусно вы живете!...
- А вам-то что? - буркнул Кис из-под одеяла, в котором он, однако, оставил щелочку, чтобы видеть Майю. - Как хочу, так и живу, мое дело.
- Мне? Меня бесит это ваше благодушие! Меня ваша тупая железобетонная порядочность провоцирует, мне хочется ее разбить, поломать, выпустить вашу душу на свободу!
- Свобода несовместима с порядочностью?
Майя вдруг съехала по дверной притолоке на пол и села, к нему в профиль, обхватив колени.
- Собственно... На самом деле мы все повязаны этими путами, никуда от них не деться в обществе... Но мне противно, когда люди врут себе! Будь сколько угодно порядочным, но знай, что в твоей душе живет бездна неудовлетворенных желаний, пропасть неизведанной страсти, - тогда, при этом знании, порядочность приобретает совсем другой смысл... Настоящий. Праведник, Алексей Андреевич, - не тот, кто не ведает соблазнов. Праведник - это тот, кто честно себе признается, что хочет; точно знает, что может, - но при этом все равно отказывается от соблазна. Вот признайтесь себе, что вы жаждете близости со мной, что желание уже прожгло ваши внутренности, что пламя пожирает ваш воспаленный эротическими видениями мозг; потом скажите себе: вот она, Майя, на расстоянии вытянутой руки, стоит только сделать один шаг...
Майя поднялась, сбросила с плеч плед, и встала перед ним во всей красе своего обнаженного тела, устремив на него, прямо на щелку в одеяле, дерзкий и зовущий взгляд.
Алексей закрыл глаза. Потом открыл их. Если бы он и хотел сделать этот шаг, то не смог бы: его парализовало волной такой тяжелой страсти, что он не был в состоянии ни дышать, ни пошевелиться. Казалось, что грудь и все тело сдавило чем-то безжалостно раскаленным и увесистым, как каток для асфальта.
- А вот теперь, - проговорила она глубоким, внезапно охрипшим голосом, - теперь откажитесь от меня. Если сможете. Только тогда - ваша порядочность равна мужеству. Только тогда вы - личность. А не пошлость и посредственность...
Она ступила назад, в комнату, волоча плед за собой, как мантию, и, пятясь, медленно закрыла дверь.
Занавес. Аплодисменты.
Кис с большим трудом перевернулся на другой бок.