Сила героического безумства
В 451 году от Рождества Христова на территории современной Франции, в прославленной винодельческой провинции Шампань, сошлись для решающего сражения две полумиллионные армии. Одной из них руководил римлянин, патриций и консул, другой — предводитель дикого кочевого племени гуннов. Именно здесь — в сердце Западной Европы, на Каталаунских полях решались в середине V века судьбы мира. Повернись события чуть-чуть по-другому, вполне возможно, что наш континент вместо привычных германцев, французов и итальянцев заняли бы совсем иные обитатели — народы, принадлежавшие к желтой, монголоидной расе, говорящие на иных языках, исповедующие экзотические религии и придерживающиеся странных, с нашей точки зрения, обычаев. Но какая сила могла сорвать неистовых азиатов с родных мест и бросить подобно туче саранчи на города и нивы дряхлеющего Старого Света? Что становится первотолчком любого варварского нашествия? С чего оно начинается? Как возникает тот энергетический импульс, который приводит в движение народы?
По данному вопросу существует несколько противоположных точек зрения. Первая теория, назовем ее для простоты экологической, утверждает, что народы заставляет пускаться в дальние странствия перемена привычных климатических условий. Погода на нашей планете подвержена существенным колебаниям. Периоды обледенения чередуются с глобальными потеплениями. Засушливые эпохи сменяются влажными. Соответственно пустыни превращаются в цветущие сады, солончаки становятся пресными водоемами. Ледники то подбираются к горам Кавказа, то отступают далеко на Север.
Ключевые преобразования ландшафта вершились не только миллионы лет назад, во времена динозавров, но и гораздо позже, на памяти ныне живущих народов. Достаточно сказать, что Азов (Меотида греков и римлян) за каких-нибудь два-три последних тысячелетия неоднократно менял свой статус: древние некогда считали его морем, иногда называли озером, порой именовали просто болотом. Арал, высохший буквально на наших глазах, — еще один яркий тому пример.
Когда наступал климатический оптимум и средняя температура градусов на десять превышала нынешнюю, очертания континента изменялись до неузнаваемости. Вся Западная Сибирь, возможно, обращалась дном Северного Ледовитого океана. Восточно-Европейская равнина становилась обширным озерным и болотистым краем, сходным видами с нынешней Карелией, где встречалось множество огромных водоемов размером с Ладожское озеро — остатки отступившего к полюсу ледника. Волга, как это ни покажется парадоксальным, скорее всего, впадала не в Каспий, а, соединяясь с Доном и Северским Донцом, несла свои воды через Азов в лоно Черного моря. Поэтому уровень Каспия снижался, Средняя Азия и Северный Кавказ сливались в единый и необъятный степной простор. На Севере от Уральского хребта оставалась лишь уходящая в заснеженные дали сурового океана гряда небольших островов, в то время как Южное Приуралье и Восточная Сибирь превращались в цветущую страну с благодатным климатом. И напротив, в периоды похолоданий практически вся Скандинавия, Европейская Россия, Сибирь и Дальний Восток оборачивались ледяной пустыней, непригодной для человеческого житья.