солдат-сипаев, возвращавшихся с учений. Лошади время от времени поднимали
головы и презрительно фыркали при виде нищенских повозок. Когда же им
повстречался караван верблюдов, они замедлили шаг, чтобы уступить дорогу
величественным животным.
Эвелин подумала, что она благодарна Абулшеру за его молчание. Она отпустила
поводья, разрешив Вулкану идти, куда ему вздумается. На нее снисходил покой
отдохнувших за ночь деревьев, на душе стало легко и даже немного весело.
Погрузившись в размышления, Эвелин не заметила, что солнечный свет померк,
его заслоняли сейчас густые кроны деревьев. Без всякой команды лошади
свернули с дороги, словно им захотелось уединения. Эвелин собралась было
натянуть поводья, чтобы вернуться на оживленное шоссе, но передумала...
Они двигались по едва заметной тропе, постепенно поднимавшейся в гору.
Деревьев на пути было все меньше, зато появились красновато-коричневые скалы.
Там, где скалы подвергались разрушительному действию ветра, они превратились
в живописные руины. Среди них высились нерукотворные каменные изваяния, в
некоторых угадывались человеческие фигуры. Эвелин подумала, что ночью эти
фигуры выглядят как памятники на богатом кладбище.
Вскоре причудливые скалы исчезли, тропа затерялась в густой траве. Они
выехали в долину, со всех сторон окруженную цепью невысоких гор. Не было
никаких признаков того, что поблизости живут люди.
Внутренний голос шептал Эвелин, что надо ехать дальше, что нельзя
останавливаться. Но вдруг ее талию обвила сильная рука. Ей показалось, что
все ее тело пронизывают невидимые лучи, исходящие от приблизившегося к ней
человека. И тут она поняла, что пребывать в потоке этих лучей будет отныне
смыслом ее жизни...
Абулшер без труда подхватил девушку и пересадил на свою лошадь. Теперь
Эвелин сидела на передней луке его седла, лицом к лицу с тхальцем.
Проворные тонкие пальцы скользнули к пуговицам ее жакета. Она не
осмелилась противиться... Он расстегнул жакет, потом кофточку, чтобы
освободить девичью грудь...
Груди вырвались из скрывавшей их темницы подобно двум белым голубям,
выпущенным на волю из клетки. Абулшер наклонил голову к одной из них,
приподнял грудь рукой, как бы взвешивая ее, и взял мягкий бледно-розовый
сосок в рот. Его язык сделал несколько кругов, и кончик груди тотчас
отреагировал, начал твердеть, выдавая зарождавшееся желание... Эвелин закрыла
глаза и, откинувшись назад, подставила грудь под ласкающие прикосновения рук,
пальцы которых то не спеша водили по чуть голубевшим венам на упругих
склонах, то вращали набухшие почки сосков, принявших вид удлиненных пунцовых