После службы Годвин велел почти всем братьям Кингсбриджа, кроме Филемона и двух сильных молодых монахов, идти в трапезную на ужин. Когда они остались одни, поставил Филемона у дверей в аркаду, а братьям приказал сдвинуть резной деревянный алтарь и вырыть под ним яму. Когда все было готово и настоятель вынес из своей капеллы уже упакованную утварь, появился Савл. Филемон остановил его:
— Лорд аббат желает побыть один.
Послышался голос Савла:
— Тогда он может сказать мне об этом сам.
— Он попросил меня передать вам.
Белая Голова повысил голос:
— Я не намерен терпеть, чтобы меня выставляли из собственной церкви — по крайней мере вы.
— Поднимете на меня руку, на меня, помощника настоятеля Кингсбриджа?
— Если не уступите мне дорогу, брошу вас в фонтан.
Годвин, конечно, предпочел бы, чтобы Савл ничего не знал, но делать нечего.
— Пусти его, Филемон. — крикнул он.
Помощник сделал шаг в сторону, и глава здешней братии вошел в храм. Увидев свертки и без разрешения заглянув в один из них, он вытащил серебряный потир с позолотой и воскликнул:
— Боже мой! Что все это значит?
Беглецу очень хотелось запретить ему задавать вопросы аббату. Белая Голова ведь исповедует послушание, по крайней мере в принципе. Но какие-либо сомнения крайне нежелательны, и поэтому аббат ответил:
— Я привез соборную утварь.
Савл с отвращением передернулся.
— Такие веши уместны в большом соборе, но совершенно излишни в скромной лесной обители.
— Тебе не придется на них смотреть. Я хочу их спрятать. Хорошо, если ты будешь знать где, хотя я и собирался избавить тебя от этого бремени.
Глава обители подозрительно взглянул на лорда настоятеля:
— А зачем вообще было их привозить?
— Из соображений безопасности.
Савла это не очень убедило.
— Странно, что епископ позволил.
Епископа, разумеется, никто не спрашивал, но Годвин не стал этого уточнять.
— В настоящий момент ситуация в Кингсбридже угрожающая. Мы не были уверены, что ценности в безопасности, даже в аббатстве.
— Но уж куда в большей безопасности, чем здесь. У нас вокруг разбойники, ты же знаешь. Слава Богу, вы не встретили их по дороге.
— Господь сохранил нас.
— И утварь, надеюсь.
Речь Савла граничила с непослушанием, но беглец не стал выговаривать ему, опасаясь, что резкость наведет Белую Голову на мысль о том, будто здесь что-то нечисто. Однако заметил: смирение давнего соученика имеет границы. Может быть, здешний настоятель все-таки сообразил, что двенадцать лет назад его облапошили.
— Пожалуйста, попроси монахов остаться после ужина в трапезной. Как закончу здесь, я хочу кое-что им сообщить.