— Как… неожиданно.
Леди раздраженно ответила:
— Я бы многое отдала, чтобы сюда не ехать.
Тот разозлился:
— Так зачем же приехали?
Ждать надо одних неприятностей, он не сомневался.
— Мой манор Ингсби…
Филиппа владела несколькими деревнями в Глостершире, платившими повинности непосредственно ей. После переезда законной половины в монастырь старосты, как узнал Ральф, отчитывались ей прямо в Кингсбриджском аббатстве. Но Ингсби стала досадным исключением. Манор вручал выплаты Фитцджеральду, а уже он передавал жене, что забывал делать с тех пор, как супруга уехала.
— Черт, совсем вылетело у меня из головы.
— Ничего страшного, — отозвалась Филиппа. — У вас столько забот.
Подозрительно мирно. Графиня поднялась в покои, а лорд Ширинг вернулся к трудам. Полгода разлуки пошли ей на пользу, думал он, пока очередной староста перечислял поля с созревшим урожаем и плакался на нехватку жнецов. И все-таки он надеялся, что жена приехала ненадолго. Лежать с ней в постели что с дохлой коровой.
Филиппа спустилась к ужину. Села рядом с Ральфом и во время трапезы вежливо беседовала с гостившими у него рыцарями. Была сдержанна и холодна, как всегда — ее ничто не веселило, даже шутки, — но Фитцджеральд не видел признаков неумолимой, ледяной ненависти, с которой она относилась к нему после свадьбы. Ненависть эта либо прошла, либо по крайней мере глубоко спрятана. После ужина Филиппа вновь ушла, оставив его выпивать с рыцарями.
Граф поиграл мыслью, что, может быть, она вернулась насовсем, но в конце концов отбросил ее. Никогда эта женщина его не полюбит и даже не потеплеет. Просто долгая разлука притупила остроту неприязни, но по большому счету, вероятно, уже ничего не изменится. Поднимаясь наверх, он думал, что жена спит, но, к его удивлению, та в льняной ночной рубашке цвета слоновой кости сидела за письменным столом, а единственная свеча отбрасывала мягкий свет на гордое лицо и густые темные волосы. Передней лежало письмо, написанное девичьей рукой; Тенч догадался, что послание от Одилы, теперь графини Монмаут. Филиппа писала ответ. Как большинство представителей знати, деловые письма она диктовала писарям, а личные писала собственноручно.
Ральф зашел в гардеробную и вернулся без верхней одежды. Летом он обычно спал в подштанниках. Филиппа закончила письмо и встала, неловко опрокинув чернильницу. Отскочить, увы, не успела, и на светлой ночной рубашке образовалось огромное черное пятно. Леди Ширинг выругалась. Граф усмехнулся: его жена отличалась такой аккуратностью, что смешно видеть ее заляпанную чернилами.