– Надеюсь на это, – вздохнула я, и дальше мы ехали в тишине, только скрипел снег под копытами, тихо позвякивала сбруя и фыркали лошади.
Вокруг все было белым-бело, снегу навалило почти по пояс, и любой сошедший с дороги рисковал завязнуть в снежном плену. А по весне, которая наступит, как водится, неожиданно, непременно случится небольшое наводнение, размоет какую-нибудь плотину…
– Мы почти приехали, – заметил Шлосс наконец.
Уже стемнело. Мы ехали по узкой – двум телегам только-только разминуться – дороге среди деревьев, которые я по некотором размышлении определила как плодовые. Должно быть, те самые яблони, о которых с таким восторгом говорил Шлосс: могучие, стройные, высаженные ровными рядами, они смыкали кроны высоко над дорогой. Могу себе представить, каково собирать урожай с таких гигантов!
Наконец деревья расступились, и я смогла разглядеть впереди дом старинной постройки. Не замок, а именно дом, большой трехэтажный особняк, не слишком красивый по нынешним меркам, но обладающий своеобразным обаянием. Мы въехали в тщательно расчищенный двор, слуга, стоило нам спешиться, тут же увел усталых лошадей, а я с интересом огляделась по сторонам. М-да… Хозяйство тут определенно поставлено неплохо: во дворе царил образцовый порядок, столь не свойственный старым поместьям. Я бы не удивилась, увидев посреди двора телегу без одного колеса, пару бревен и какую-нибудь рухлядь, дожидающуюся сожжения. Ничего подобного здесь не было, а рухлядь, если и имелась, хранилась где-то подальше от людских глаз.
– Проходите, прошу вас! – Шлосс любезно пропустил меня вперед, в распахнутую вышколенным слугой дверь.
Войти с мороза в уют натопленного дома было особенно приятно.
Я стянула перчатки, скинула плащ и теплую куртку на руки подоспевшему слуге и огляделась. Дом был и в самом деле очень старым, но развалиной отнюдь не выглядел. Напротив, он казался весьма ухоженным, видно было, что хозяева любят свое обиталище и заботятся о нем. Обстановка не казалась ни слишком богатой, ни вычурной, не била в глаза показной роскошью. Дом был отделан и обставлен просто, добротно и в то же время со вкусом.
– Здесь все осталось, как было при жизни Малены, – сказал Шлосс, заметив мой интерес. – Я ничего не менял, оставил все, как нравилось жене. Кстати, хотите взглянуть на нее?
Я сперва, признаться, опешила, но тут же недоразумение разрешилось: Шлосс указывал на большой, в человеческий рост, портрет, висящий на лестничной площадке. В уютном полумраке, царившем в холле, казалось, будто сама хозяйка дома стоит на лестнице и приглашающе улыбается гостям.