В конце улицы показалась черная "эмка" Мухтара, но тут произошло нечто совершенно неожиданное, и все обернулись не к ожидаемой с утра черной "эмке", а к нашему тупику: тетя Ханум впереди, а за ней Джафар, Адыль, Годжа, Джебраил, Агарагим, выйдя из тупика, быстрым шагом направлялись к парадной двери Мухтара. Черная "эмка" показалась одновременно с выходом семейства тети Ханум из тупика, и как это получилось - все были поражены.
Тетя Ханум шла на три-четыре шага впереди Джафара, Адыля, Годжи, Джебраила, Агарагима; прямо посередине мощенной булыжником улице шла на машину, и, когда черная "эмка" приблизилась к тете Ханум, шофер начал громко сигналить. Тетя Ханум будто ничего не слышала, будто это не машина ехала прямо на нее: на серьезном лице тети Ханум, в ее крепко сжатых губах не было и следа какого-либо волнения, только в черных глазах, глядевших из-под широких бровей, пылало пламя гнева.
Черная "эмка", издав на мокром булыжнике устрашающий скрежет, остановилась перед тетей Ханум, и Мухтар, у которого от злобы дрожал подбородок, открыв дверцу кабины закричал:
- Эй, женщина...
Мухтар не успел произнести других слов, потому что тетя Ханум схватила его своей большой рукой за ворот кожаного пиджака и стала вытаскивать наружу:
- А ну выходи на улицу! Выходи!..
От неожиданности Мухтар так вытаращил глаза, что они едва не вылезли из орбит; Мухтар растерялся, и мне показалось, что маленькие уши Мухтара ярко покраснели; он не выходил из машины, пытался забиться внутрь, пытался вырвать ворот из большой руки тети Ханум'
- Послушай, женщина! Послушай, женщина! Мухтар не говорил других слов, а тетя Ханум не собиралась выпускать ворот Мухтара:
- Выходи!.. Выходи на улицу!..
Джафар, Адыль, Годжа, Джебраил, Агарагим стояли посреди дороги в двух-трех шагах от тети Ханум и, не говоря ни слова, смотрели, как тетя Ханум тянет Мухтара из машины, а Мухтар пытается вырвать ворот из руки тети Ханум. Все мы застыли под тутовым деревом; поступок тети Ханум был таким неожиданным, что мы не могли в себя прийти; Алиаббас-киши поднялся с деревянного табурета, но и он ничего не говорил, только смотрел во все глаза.
Шофер черной "эмки" был первым, кто пришел в себя, он выскочил из машины, вытащил из кобуры пистолет, выстрелил в воздух, но от звука этого выстрела никто даже не вздрогнул, а шофер посмотрел на стоявших на тротуаре мужчин, на стоявших посреди дороги молодых парней - Джафара, Адыля, Годжу, Джебраила, Агараги-ма, на нас, стоявших под раздвоенным тутовым деревом, и в полной растерянности произнес: