Прошло десять минут. Ярик томился, сопел, поминутно вытирал потное лицо платком. Пока он размышлял, стоит ли окликнуть Максима и нарушить его душевное уединение, перед сидящими внезапно возник худой человек довольно странного вида. Он словно выплыл из вечерней тьмы в круг света тусклого фонаря.
Глаза его исступленно горели, остатки седых волосы были всклокочены, иссохшими пальцами он теребил лацканы поношенного пиджака и что-то бормотал себе под нос, неотрывно глядя на Максима.
— Слышь, папаша, а ну проходи, чего встал? — незамедлительно подступил к нему Павел.
Незнакомец попятился, испуганно выглядывая из-за широкого плеча Павла, дрожащей рукой заполз в карман мятого пиджака и извлек клочок бумаги.
— Мне бы передать… — прошелестел он и весь затрясся. — Господину Смирнову… записку… я ничего…только записку…
— Дайте, — властно протянул руку Павел, но незнакомец судорожным движением заложил руку за спину.
Максим, потревоженный звуками голосов, вскинул голову и на секунду опешил. Он узнал того самого старика из зрительного зала. И вновь поразил его лихорадочный блеск глаз; в них светилась безмолвная мольба о помощи.
— Погоди, Паша, — поднялся Максим со скамьи. — Дай мне поговорить с этим человеком.
Павел быстрым движением ощупал подозреваемого сверху донизу и отступил в сторону.
— Мне надо увидеться с вами наедине, — быстро зашептал незнакомец Максиму в лицо. — Я все вам объясню…вы один можете спасти меня…больше никто…помогите, заклинаю вас!.. — Он вдруг схватил музыканта за руки и сжал их с неимоверной для своей тщедушной комплекции силой. — Речь даже не обо мне, а о моей дочери. Поймите, это существо юное, неопытное, она только начала жить…это несправедливо… ужасно, с этим нельзя смириться!
— Постойте, да чем же я могу вам помочь? — смешался Максим и сделал попытку высвободить руки, в которые старик вцепился как клещ.
Павел снова решительно двинулся на дерзкого просителя; тот, сообразив, что может упустить завоеванный шанс, засуетился, начал шарить в карманах и снова достал помятый листок бумаги.
— Вот, здесь адрес, приходите завтра в девять вечера…вы все поймете на месте…не откажите, прошу вас…если в вас есть хоть капля сострадания, помогите, умоляю…моя девочка… Доченька моя! — закончил он свою сбивчивую речь душераздирающим выкриком и зарыдал, глядя сквозь слезы, не пряча искаженного лица с трясущимися губами и щеками.
— Так, довольно, вали отсюда, папаша! — Теперь уже Ярослав не выдержал неожиданной сцены. — Нашел мать Терезу, кругом церквей полно, ищи там себе заступников и благодетелей. Ступай по-доброму, нам твои проблемы пофиг. Павел, гони его, чего ждешь?