После того как капитан Осипов доложил о поджоге Ломакинских складов и непосредственном исполнителе этой крупной диверсии Загладине, Щукин сделал какие-то пометки в блокноте и затем спросил, построжев внезапно лицом:
— Что-нибудь узнали о Волине, Кольцове?
— Занимаюсь, господин полковник! Ротмистр Волин, как выяснилось, служил с подполковником Осмоловским. Подполковник отзывается о нем весьма похвально. Однако… — капитан замялся.
— Что? — нахмурился Щукин и сразу словно отгородился бровями от Осипова.
— Поручик Дудицкий пишет в докладной записке о странном поведении ротмистра в плену у Ангела. Проявлял малодушие, трусость. И потом, после побега… — Под угрюмым взглядом Щукина Осипов все больше сникал, понимая, что излагает только голые предположения.
— Факты? Мне нужны факты! — настойчиво повторил Щукин.
— Вёл сомнительные разговоры… Подробности и факты досконально выясняю. Доложу несколько позже, — совсем тихо закончил Осипов.
— Так. Все? — Шукин резко положил руку на стол, как будто припечатал его печатью.
— Капитана Кольцова хорошо знают многие наши офицеры ещё по румынскому фронту. Отзываются с похвалой.
Щукин поднял на Осипова глаза, в которых светилось усмешливое недоверие.
— Этого мало, капитан! — сухо сказал полковник и отвернулся, давая понять, что он недоволен своим помощником. Осипов мысленно выругал себя за то, что поторопился с докладом.
Ковалевский сидел за овальным столиком в личных покоях с заткнутой за воротник салфеткой. Завтракал. Кольцов бегло просматривал поступившие за последние часы письма, телеграммы, документы и докладывал командующему:
— Рапорт градоначальника. Просит утвердить штатное расписание комендантской роты и взвода охраны сортировочного лагеря.
— Заготовьте приказ, я подпишу, — благодушно согласился Ковалевский.
— Слушаюсь!.. Рапорт начальника гарнизона Павлограда.
— Что там? — тем же размеренно ленивым тоном спросил Ковалевский.
— Полковник Рощин жалуется, что генерал Шкуро в пьяном виде ворвался в штаб и потребовал освобождения из-под ареста своего хозяйственника Синягина. Полковник Рощин пишет: «В присутствии офицеров штаба генерал Шкуро кричал на меня: “Мишка, выдай Синягина, а то я из тебя черепаху сделаю!”» — прочёл Кольцов с почтительной выжидательной весёлостью.
Ковалевский тоже улыбнулся:
— В семнадцатом Шкуро, напившись пьяным, вот так же кричал великому князю Дмитрию Павловичу: «Хочешь, Митька, я тебя царём сделаю?!» Великий князь холодно поблагодарил и отказался… А что полковник Рощин?
— Отказался выдать Синягина.
Некоторое время Ковалевский молча управлялся с завтраком, и казалось, забыл о Кольцове, потом со вздохом сожаления сказал: