Они стояли бок о бок рядом с лошадьми, глядя на далекие горы.
Солнце прогнало туман, и все детали пейзажа были видны в мельчайших подробностях. Светлая зелень кленов и осин выделялась на более темном фоне сосен и елей. Белые цветы блошницы, розовые астры, желтизна маков, подсолнухов и золотого корня оживляли своими яркими всплесками темно-зеленые и коричневые краски местности.
В этом тихом уединении легко было почувствовать себя единственными людьми на земле.
Тринити понимал, что им не стоит здесь задерживаться. Он уже доказал себе, что не в силах контролировать свои чувства, если дело касается Виктории. Осознание того, что он находится наедине с ней, рядом с ней, заставляло все его мышцы ныть от сладостного напряжения.
Между ними стояла только ее лошадь.
– Особенно не о чем рассказывать, – промолвил Тринити, решив сообщить о своей жизни в самых общих чертах, а места, где бывал, описать скучно и неинтересно. – Все города, в общем, выглядят одинаково. И люди мало отличаются, где бы ты их ни встречал.
– Я нигде не бывала. Я выросла на ранчо отца, потом переехала на ранчо мужа, а затем к дяде.
– Большая часть того, что находится за пределами ранчо, не стоит внимания.
Виктория посмотрела на него поверх седла:
– Вы можете это сказать, потому что повидали все своими глазами. И несмотря на все уверения дяди Гранта, я знаю, что мир шире и интереснее ранчо «Горная долина».
– Большинство женщин проводит всю жизнь на каком-то одном ранчо или ферме.
– Но они знают, что могут покинуть дом, если захотят, – вздохнула Виктория. – А я не могу. Временами я прихожу от этого в отчаяние.
– Надеюсь, не слишком сильное.
Виктория рассмеялась, несмотря на серьезность разговора.
– Конечно, недостаточно сильное, чтобы позволить кому-нибудь увезти меня обратно в Техас.
Тринити повернулся к Виктории с лукавой усмешкой.
– Я не рекомендую вам сейчас навещать друзей в Техасе, но не вижу, почему вы должны оставаться здесь, если не хотите этого. Вы можете поехать в Лондон или Париж. Даже в Нью-Йорк. Там столько людей, что вас никто не найдет, даже если будет искать.
– Не знаю, почему я не подумала об этом раньше, – промолвила Виктория, и глаза ее загорелись от восторга. – Вы сможете защитить меня.
– Нет, не смогу, – твердо ответил Тринити. – Я не адвокат.
Виктория рассмеялась:
– Но вы и не невежественный пастух. Особенно когда забываете говорить, как они.
Когда она смеялась, он терял способность сосредоточиваться. Он просто тонул в этом смехе. Ее улыбка дразнила и манила, а в тембре голоса было что-то, приглашавшее разделить с ней нечто интимное.