«Чтение» более всех других памятников этого цикла относится к агиографии — наиболее специфическому жанру средневековой литературы. Анализ памятников агиографии сопряжен с определенными трудностями в интерпретации текстов, подверженных влиянию «литературного этикета»>{209}. Согласно современным представлениям, агиографический жанр является комплексом универсальных композиционных характеристик, так называемых идеологических констант, среди которых выделяются такие, как идеал христианского государя — поборника веры; восхваление происхождения святого; его высокое социальное положение; идеализация святого как благодетеля бедных; восхваление страданий и смерти святого; наказание Божье для убийц; сказание о чудесах святого и т. д. (Дж. Ревелли)>{210}.
«Чтение», считающееся каноническим памятником, составленным после официальной канонизации князей-мучеников, включает весь набор идеологических констант, что делает образы участников династического конфликта еще более «этикетными». Однако не следует воспринимать «Чтение» только как памятник церковной литературы, не отражавший никаких политических тенденций. Напротив, труд Нестора был весьма актуален в условиях первого этапа войны за «Черниговское наследство» (1078–1079), — когда против Изяслава и Всеволода Ярославичей выступили их племянники, оспаривавшие их право на волости умершего Святослава Ярославича, — так как последовательно проводил идею иерархической подчиненности «младших» князей «старшим».
Нестор отказался от интерпретации событий 1015 г. с точки зрения родовой вражды, которая была предложена составителем «Анонимного сказания», и признал происхождение Святополка от Владимира. В «Чтении» отсутствует сюжет об аморальном поведении Владимира до принятия им христианства: вместо него создан стереотип «доброго язычника», трансформирующийся в образ «праведного христианина». По словам Нестора, Святополк противопоставлял себя Борису еще при жизни отца, не только по тем мотивам, которые приводят паримийные чтения и «Анонимное сказание»: «Начал он замышлять против праведного, потому что хотел окаянный всю страну погубить и властвовать один», но также и потому, что думал, будто Борис «хочет после смерти отца своего занять престол»>{211}.
Именно Нестор первым сформулировал предположение о том, что Борис рассматривался в качестве потенциального наследника Владимира Святославича, что ущемляло права других его сыновей. Между тем небольшое количество списков «Чтения» (по сравнению с другими памятниками цикла) свидетельствует о том, что подобные представления не были восприняты за пределами узкой агиографической традиции. Как отметил С. А. Бугославский: «Чтению суждено было скромное существование в последующих веках — в немногих списках и в нескольких позднейших переработках, сделанных под влиянием того же анонимного Сказания, куда более авторитетного в кругах древнерусского книжника, чем мало популярный труд Нестора»