Тайна гибели Бориса и Глеба (Боровков) - страница 62

С начала XIX в. существуют две историографические традиции, представители одной из которых склонны видеть в Несторе-агиографе и Несторе-летописце одно и то же лицо, в то время как представители другой видят в составителе ПВЛ и авторе «Чтения» разных исторических персонажей, так как их концептуальный подход к таким фундаментальным вопросам, как например, распространение христианства в Русской земле, имеет значительные отличия.

В историографии утвердилась датировка «Чтения», предложенная А. А. Шахматовым (1081–1088 гг.)^>{203}. Альтернативная датировка С. А. Бугославского (1108 г.) является маргинальной^>{204}. Поддерживая гипотезу П. В. Голубовского о том, что общим источником «Анонимного сказания» и «Чтения» могли быть записи Вышегородской церкви, Шахматов отрицал существование протографа «Чтения», мотивируя это тем, что «Нестор дал бы более совершенное произведение, если бы у него были предшественники»^>{205}. В то же время исследователь находился в убеждении, что Нестор заимствовал факты для своего труда не только из Вышегородских записок, но и из Древнейшего Киевского свода^>{206}. С его точки зрения, «Чтение» зафиксировало первоначальную редакцию летописного сказания из Древнейшего свода, где отсутствовал целый ряд конкретных деталей (место гибели Глеба, место гибели Бориса, имя Георгия «угрина», слуги Бориса и т. д.), появившихся в тексте Начального свода из «Жития Антония Печерского»^>{207}.

По мнению Шахматова, «состав Начального свода был сложнее состава Несторова сказания, и это отражалось на необходимости согласовывать источники, комбинировать их и давать таким образом иной раз придуманные известия, искусственно составленные сообщения». Хотя вопрос об источниках «Чтения» и его месте среди памятников цикла остается дискуссионным, в настоящее время утвердилось мнение, что при его составлении Нестор мог опираться на повесть «Об убиении Борисове», Вышегородские церковные записки, «Анонимное сказание», а возможно, и свод Никона, над продолжением которого, согласно гипотезе В. К. Зиборова, он работал в 1075–1078 гг. Эта гипотеза предусматривает, что Нестор обращался к летописной работе дважды: во второй половине 70-х гг. XI столетия (в качестве сотрудника Никона) и в начале XII в. (как составитель первой редакции ПВЛ)^>{208}.

Как бы то ни было, Нестор в значительной степени модифицировал сведения своих источников в соответствии с целями и задачами агиографического сюжета: так, борьбу за наследство Владимира он раскрыл, с одной стороны, в универсальном для средневековой историографии контексте противостояния Бога и дьявола, а с другой — во всемирно-историческом аспекте становления христианства, что выделяет его произведение среди других произведений Борисоглебского цикла. Для создания этого монументального введения агиограф использовал «Речь философа» к Владимиру Святославичу, сочинения «отцов церкви», памятники агиографии и апокрифы. И фактографически и концептуально труд Нестора настолько отличается от других памятников, что некоторые исследователи (например, А. Л. Никитин), склонны возводить к нему генезис всего Борисоглебского цикла.