Он начал расстегивать пуговицы на спине ее платья и был уже на середине, когда в голову ему пришла внезапная мысль.
— Подожди, — сказал он. — Ты можешь?
— Могу что?
Он замер и нахмурился, пытаясь подсчитать дни. Разве у нее не должны быть месячные?
— Разве сейчас не пора? — спросил он.
Она приоткрыла рот и моргнула.
— Нет, — сказала она, и в голосе ее звучало удивление — не его вопросом, а ее ответом. — Нет.
Он отодвинулся на несколько дюймов, чтобы лучше видеть ее лицо.
— Думаешь…?
— Не знаю, — тут она быстро заморгала, и он заметил, что дыхание ее стало прерывистым. — Думаю. Может быть…
Ему захотелось закричать от радости, но он не осмелился. Не сейчас.
— Когда, по-твоему…
— …я буду знать точно? Не знаю. Может…
— …через месяц? Два?
— Может, два. А может, раньше. Я не знаю, — ее рука легла на живот. — Может быть, ничего не вышло.
— Может, и нет, — сказал он осторожно.
— Но, может, и да.
Он почувствовал, как в нем закипает смех — внутри возникла какая-то странная щекочущая легкость, ощущение все усиливалось, пока смех не сорвался с его губ.
— Мы не можем быть уверены, — предупредила она, но он видел, что она тоже взволнована.
— Нет, — согласился он, хотя каким-то образом знал, что могут.
— Не хочу зря надеяться.
— Нет, нет, конечно, не стоит.
Глаза ее расширились, и она прижала обе руки к животу, все еще абсолютно плоскому.
— Ты что-нибудь чувствуешь? — прошептал он.
Она покачала головой.
— В любом случае, еще слишком рано.
Он знал это. И знал, что знает. Не понимал только, зачем спросил.
А потом Франческа сказала невероятную вещь.
— Но он там, — прошептала она. — Я уверена.
— Фрэнни… — если она ошибалась, если ее сердце снова будет разбито — он не думал, что сможет это пережить.
Но она тряхнула головой.
— Это правда, — сказала она, но не стала настаивать. Она не пыталась убедить его или даже себя. Он слышал это по ее голосу. Откуда-то она действительно знала.
— Тебя не тошнит? — спросил он.
Она покачала головой.
— А ты… Боже мой, тебе не следовало играть с мальчишками сегодня.
— Но Элоиза же играла.
— Элоиза может делать все, что ей заблагорассудится. Она — не ты.
Франческа улыбнулась. Улыбнулась как Мадонна, он готов был поклясться, и сказала:
— Я не сломаюсь.
Он вспомнил, как несколько лет назад у нее случился выкидыш. Ребенок был не его, но он чувствовал ее боль, обжигающую, почти невыносимую, словно чья-то рука сжимала его сердце. Его кузен — ее первый муж — умер за несколько недель до этого, и они оба еще не оправились после этой утраты. Когда она потеряла ребенка Джона…
Он не думал, что кто-нибудь из них сможет пережить еще одну подобную потерю.