— Хватит ломать комедию! — приказал Антон, не повышая голоса.
— Пожалуйста, мне плохо…
Он подошел ближе, взял ингалятор и грубо ткнул его Вере прямо в нос. Она перехватила руку мужа ледяными пальцами, выпуклые глаза испуганно зашарили по его лицу. Антон с трудом вырвал ладонь из цепкой хватки.
— Не смей ко мне прикасаться! Меня от тебя тошнит!
Вера оторвала ингалятор от рта и еле-еле просипела:
— Новый… ингалятор… принеси… Этот кончился… Мне плохо…
Антон впился взглядом в ненавистное лицо, искаженное астматической судорогой. Зрелище доставило ему неописуемую радость.
— Плохо? — переспросил он вполголоса. — И очень хорошо, что плохо. Ты думаешь, что плохо должно быть только мне? Мучайся, гадина! Дай мне хоть напоследок получить удовольствие! Если бы только знала, как я тебя ненавижу…
Ледяные пальцы вцепились в его ладонь.
— Тотоша…
— Я тебе не Тотоша, — сказал Антон, не повышая голоса.
Глаза жены медленно вылезали из орбит, и он не мог оторвать взгляд от этого отрадного зрелища.
— Я тебе не Тотоша, сука, сколько раз повторять.
— Антон, не уходи…
— Ах, теперь уже Антон? — переспросил он с издевкой. — Надо же, сподобился! Может, ты мне разрешишь гулять два часа в день? А? Хочешь бутербродик, Веруся? Напоследок? Представляешь, сдохнешь, как жила: с икоркой во рту!
Он еще что-то говорил, но Вера вдруг мучительно захрипела, ее глаза закатились под лоб, а тело обмякло. Антон испуганно умолк. Он наконец осознал, что происходит непоправимое. Бросился на кухню, дрожащими руками порылся в аптечном шкафчике, сорвал упаковку с нового ингалятора, бегом вернулся в спальню. Руки Веры были раскинуты, широко открытые пустые глаза смотрели в потолок. Антон приложил ингалятор к лицу жены и затряс ее плечо:
— Дыши! Вера, умоляю, дыши!..
Мертые глаза смотрели сквозь него, тиканье маленьких часиков на туалетном столике казалось оглушительным. Антон приложил руку к дряблой шее, попытался поймать тоненькую ниточку пульса, но ничего не нащупал. Конец. Он медленно попятился к двери, не отрывая взгляда от трупа на кровати. Сначала в голове крутилось только одно слово: «Убил!» А следом за ним пришло второе слово: «Тюрьма».
Это слово привело Антона в чувство. Он схватил новый ингалятор, сунул его в куртку и, не запирая дверь, бросился в аптеку. Вбежал в зал, растолкал небольшую очередь, наклонился к окошечку и дрожащим голосом попросил:
— Девушка, ингалятор для астматика! Умоляю, скорее, у меня жена умирает!
Очередь, глухо роптавшая на наглого посетителя, мгновенно смолкла. Антон выглядел убедительно: взъерошенные волосы, сбитое дыхание, дрожащие руки, блуждающий взгляд. Он действительно был смертельно напуган.