В той самой «взрослой» книжке легко было написать красивые слова — «вырвать из сердца». И мне тоже легко было подумать: «Таню нужно забыть». Но одно дело подумать и совсем другое — сделать. Забыть Таню я не мог. Чем бы я ни занимался — шел ли но улице, читал ли книгу, говорил ли с кем, — все равно вспоминал Таню.
И вот произошло такое событие, что двор наш как бы вновь открылся для меня. Все, чем он жил и дышал, снова приблизилось ко мне, стало моим, и я опять почувствовал себя частичкой своего двора.
Дядя Вася в милиции!
На какого человека он набросился? За что?
От дяди Васи частенько, можно сказать всегда, попахивало водкой. Однако при всем этом он ходил ровно, не шатался, не заводил пустых разговоров с прохожими и тем более никого не задевал.
Несколько раз я примечал его среди доминошников. Но «забивать козлика» любили многие в нашем доме. Для того в углу двора и был врыт в землю стол, чтобы «козлятники» отводили там душу. Стучал костяшками Дядя Вася не громче других, а может быть, и тише.
Дяде Васе было лет сорок или пятьдесят, я но умею угадывать. Жил он один. Я слышал, что семья его погибла во время войны.
А еще дядя Вася хорошо рисовал. Я много раз видел его с этюдником и с небольшим станочком под мышкой. Станочек походил на штатив, которым пользуются фотографы. Когда дядя Вася шагал но двору в таком вооружении, его длинная сутулая фигура напоминала перечеркнутый вопросительный знак.
Дядя Вася уходил в разные места. Как-то я его встретил на Стрелецкой улице. Он поставил свой штатив (или «ноги», как называл станочек дядя Вася) прямо на углу перекрестка. Он рисовал не широкую Стрелецкую улицу, а поперечную ей, ту, что спускалась к реке. Я взглянул на полотно: невысокие дома ступеньками уходили к самому берегу, старенькая церквушка, лодки на приколе.
— Здравствуйте, дядь Вася, — сказал я. — Рисуете?
— Рисуем. — Он смешивал на дощечке белую краску с синей.
— Похоже, — сказал я, подумав.
— Ну?… Вот обрадовал.
Я не понял, действительно он обрадовался или нет, посмотрел еще немного и заметил:
— Дядь Вася, а вот тут вы знак забыли нарисовать.
— Какой знак? — стал вглядываться дядя Вася.
— Да вот на проводе висит. «Проезд грузовому транспорту воспрещен!»
— Ах, этот!
— Ну да. Провод нарисовали, а знак забыли.
Дядя Вася посмотрел несколько раз на знак и сказал:
— Нет, все же обойдемся без знака.
— Почему?
— Да не ложится сюда твой знак. Цвет плохой, понимаешь?
— А-а, — сказал я.
Но понять не смог. Как это «не ложится»? И как это «цвет плохой»? Красное и желтое. Отличный цвет. «Наверное, красок таких не захватил», — подумал я и ушел.