Постучавшись, приготовилась принять мученическую смерть. Не стоило даже надеяться, что хозяин позвал меня, чтобы дать какое-то поручение.
— Входи, — его раздраженный тон развеял самые призрачные чаяния.
Потупившись, покорно сложив руки на животе, я переступила порог и опустилась на колени — все равно потребует это сделать. Глаза вперились в бардово-золотой ворс ковра, выхватив краешек растительного узора.
— Изображаешь покорность? — он подошел и вскинул мой подбородок, заставив посмотреть на себя. — Раскаянья я не вижу. Похоже, ты совсем не сожалеешь о случившемся. Наказание было слишком мягким? Зеленоглазка, я задал вопрос!
Я вздрогнула и испуганно взглянула на него, нервно облизнув губы: во второй руке норна была та самая плеть. Видимо, сейчас он изобьет меня повторно, без свидетелей и с большей жестокостью.
— Советую отвечать, когда я спрашиваю, — виконт больно запрокинул мне голову. — Ты хоть понимаешь, что ты натворила? Оскорбила моего гостя. В моем доме. В моем присутствии. Будучи моей торхой. Часть тени этого оскорбления ложится и на меня, как на твоего хозяина. Знаешь, что я должен был с тобой сделать?
Свист рассекаемого плетью воздуха заставил меня закрыть глаза. Но удара не последовало.
— Ты не имеешь права в чем-то упрекать, обвинять, а, тем более, оскорблять норна. Любого норна. За публичное оскорбление аверда тоже полагается наказание, — хозяин отпустил меня и начал расхаживать по комнате, поигрывая плетью. — Ты должна молчать, что бы они говорили и ни делали. Законом тебе дозволяется сопротивляться только в двух случаях: если кто-то из них попытается овладеть тобой силой или покалечить. Но и здесь ты должна позвать на помощь кого-то из моих людей. Тебе повезло, что ты не причинила Анафу никакого вреда, а то бы познакомилась с моим палачом. Кричала бы так, что в соседней деревне было слышно. И не факт, что после этого осталась бы торхой. Между прочим, — он остановился напротив меня, — за оскорбление торхой норна положено от десяти до сорока ударов плетью, а ты отделалась семью. К тому же их смягчала одежда, хотя пороть тебя следовало обнаженной. Цени мою доброту.
Я покорно поцеловала подставленную руку.
Сорок ударов плетью я бы не вынесла…
— Надеюсь, подобное больше не повторится?
— Да, хозяин, — прошептала я.
— Свободна!
Не веря, что так легко отделалась, я встала и, поклонившись, выскользнула за дверь.
Через неделю после моего наказания должен был состояться праздник в честь начала уборки урожая, я планировала пойти туда вместе со слугами, даже со дня на день хотела попросить разрешения у хозяина, но теперь, похоже, на моих походах на деревенский рынок и по другим служебным надобностям можно было поставить крест. А я-то так хотела побывать в городе, вернее, скажем иначе — мне периодически жизненно необходимо было бывать в городе. Да и на праздник хотелось: все там будут, а я останусь сидеть в своей башне, призраком бродить по замку. Даже виконт к себе не позовет: через два дня он куда-то уезжает, мельком обмолвился. А вдруг возьмет с собой, он ведь говорил, что торха должна повсюду следовать за хозяином.