Как не хотелось Лысине меня отпускать. Как не хотелось. Но ведь нельзя. Понимал это он. Ведь я, ежели останусь, всем расскажу, какие карты на плечах у него «Ламбаду-ду» отплясывали. Позор на всю блокпостовскую жизнь. Не говоря уже и о повышениях по службе. Тем более, кто погоны повесил? Урод!
— Будет тебе корабль, будет, — проворчал он, стараясь не глядеть в глаза, — Самый, что ни наесть лучший. Распоряжусь. Сейчас отправишься, или как? А может матч реванш? Нет, так нет. Но вот мой совет. Больше никогда не появляйся у меня на блокпосту. В следующий раз не пожалею.
Это верно. Не пожалеет. Через неделю обида эта вспыхнет с новой силой. Пошлет он за обидчиком весь свой патрульный флот. В самые глубины Дьявольских Дыр. Не вернется боевой флот. И тогда, этот добрый человек, пустит себе в висок пулю. А когда его найдут, вокруг него, на полу, будут лежать безжизненные шестерки, принявшие смерть вместе с хозяином.
Я встряхнул головой, прогоняя видение. Со мной такое бывает.
Я сунул руку в кулак Лысому, тот ее пожал, не побрезговав.
Нужны ли были слова благодарности. Нет, наверно. Лысине они до лампочки, а мне лишний раз рот открывать не хотелось.
С тем я и ушел от командира погранзаставы.
На выходе меня встретили два амбала, посадили в кар, довезли без всяких вопросов, до стартового канала, высадили, показали мне, где стоит обещанный корабль и уехали.
Я помахал им рукой, обернулся и посмотрел на подарок лысого начальника блокпоста.
Вот же люди. Не люди, а свиньи. Даже хуже. Вернуться, что ли, да набить ему морду? Скотине этому.
— Кузьмич, ты только глянь, что нам подсунули.
Кузьмич, напялив на нос пенсне, которое он в наглую стащил у какого-то близорукого короля, взглянул.
— Начало железного века. Не меньше. Раритет полнейший. Бронза. А может и сталь такая. Смахивает на «Зубило» с полутора тысячным движком. У них говорят, дюзовая подвеска слабовата была. А этот еще и не крашенный. Повезло нам.
То, о чем так упоительно рассказывал Кузьмич, отдаленно действительно напоминало «Зубило». Один из первых космических кораблей первой волны поселенцев. Такие штуки еще на постаментах стоят перед проходными аэрокосмических заводов. И бирочка имеется. «С этого начиналась история космоплавания».
Но больше всего корабль напоминал самый обычный хлам.
Груда железа. Ржавого. Груда аппаратуры. Списанная. Груда лошадиных сил. Что это, лошадиные силы, никто, правда, не знает. Но тоже, наверняка, бракованные.
— Другого-то нет, — Кузьмич не утешал меня. Он констатировал факт.
— Другого нет, — согласился я. И не предвидеться. Возвращаться к Лысому, значит рискнуть и будущим и Кузьмичем, — Залезем, что ли, осмотримся?