Он попытался сглотнуть. Комок в горле был сух и колюч.
– Почти, – сказал он наконец.
– Дурачок, – сказала Ларисса и подала ему руку. – Пойдём в дом. Ты ведь понимаешь, что не случайно пришёл сюда?..
Рука её была просто прохладная…
В доме стоял тихий, мохового цвета, сумрак.
– Мы почти квиты, – услышал он как будто издали. – Ты предал и её.
– Да, – согласился он. Пересохло в горле, но он сказал, будто выплюнул: – Предал.
– Дурачок. Бедный мой дурачок…
– Бедный? Что же во мне бедного? Я… – тут он вообще замолчал.
– Ты бедный, потому что опять делаешь не то, что нужно… нужно в том числе и тебе, – и знаешь это, и боишься, что опять проиграешь. Проиграешь на этот раз всё. И даже больше, чем всё.
– Боюсь. Не только этого…
– В конечном итоге этого. Однажды ты ухитрился обмануть свою судьбу, заставил её гоняться за собственным хвостом… Бедный дурачок – однако же и необыкновенно везучий дурачок.
– Да. Дуракам, как известно, везёт. Может быть. Если честно, я ведь так и не понял, что произошло в том… в той пещере… и после. Почему…
– В гробнице. Это была гробница.
– Ясно. Значит, мне правильно подумалось…
– Ну, не зря же тебя кое-чему учили.
Они замолчали и посмотрели друг на друга.
– Поверь, я не могу тебе сказать, что именно ты сделал… сделал правильно… – Ларисса медленно провела пальцем по груди Алексея – сверху вниз. – Тебе не положено это знать, вот и всё. Иначе ты получишь слишком мощное оружие… равняющее тебя… с самим Богом… – она продолжала чертить у него на груди: вторая вертикальная черта, потом две горизонтальных. Решётка.
Знакомый знак.
Святой Крест склавов… и он же – отвращающий беды крестик Ангела…
Ангел же, помнится, противился распространению колдовства и чародейства среди людей, утверждая, что это сродни дроблению драгоценного изумруда в мелкую соль, которая не только не драгоценна, но и, будучи принята внутрь, смертельно опасна… и полагал, что подобны этому и попытки каждого живущего прозреть свою судьбу…
Он летал на рукотворных крыльях, брал в ученики и живых, и мёртвых, призывая людей доверяться им, просить их без стеснения о помощи и ничего не творить самостоятельно… но вся его затея окончилась как-то очень быстро и очень невнятно, и даже Филадельф старался избегать этой темы, отделываясь общими фразами.
А ещё это был знак Тихой Книги…
– Ты можешь пока не спешить, – сказала Ларисса. – Отдохни. Дети Птицы ищут своего пропавшего повелителя. Они неизбежно прилетят сюда… и очень скоро… И не только они.