оставшийся от врученного ей куска — но это мыло было потрачено не зря.
От лесной кикиморы не осталось и следа. Передо мной была юная
аристократка во всех смыслах этого слова, и то, что она была одета лишь
в просторную мужскую рубаху с подвернутыми рукавами, уже не могло
испортить ее очарования. Дело было не в том, что девочка оказалась
красивой. Красота бывает разной. Бывает красота безмозглой куклы. Бывает
— да, и у детей тоже, особенно у девочек — красота порочная, когда
сквозь вроде бы невинные еще черты проступает облик будущей развратницы
и обольстительницы. Бывает слащавая красота ангелочка, от которой за
милю разит либо фальшью, либо, опять-таки, глупостью.
Красота же Эвелины была красотой чистоты. Она не просто смыла с
себя физическую грязь — она была чистой во всех отношениях. И желание
любоваться ею было таким же чистым, как желание любоваться закатом,
прозрачным родником, прекрасным пейзажем или изящным, грациозным зверем.
Хищным зверем. Ибо чистота еще не означает травоядности.
О нет, на белокурого ангела она никак не походила. Уже хотя бы
потому, что ее отмытые волосы, обрамлявшие лишенное всякой ангельской
пухлости, заостренное книзу лицо, оказались хотя и вьющимися, но и
совершенно черными, под цвет глаз (что, впрочем, не редкость для
уроженцев этих мест). А в этих глазах явственно читались острый ум и
твердая воля. И огоньки, горевшие в них, казалось, жили собственной
жизнью, а не были лишь отражением пламени очага.
И, когда эти мысли промелькнули в моем мозгу, я вдруг понял, что у
ее затеи есть шанс на успех. Если эту прелестную девочку еще и приодеть
соответствующим образом, она вполне может подобраться к Карлу Лангедаргу
достаточно близко. Кто посмеет подумать о ней дурно? У кого поднимется
рука ее оттолкнуть? Особенно если она представится дочерью верного
грифонского вассала, павшего от рук проклятых йорлингистов, ныне
вынужденной обратиться за помощью к его светлости герцогу… А дальше -
есть много способов убить человека. В том числе и такие, которые по
силам двенадцатилетней девочке. Например, игла с ядом. Он, конечно,
будет в доспехах. С начала войны он никогда не появляется без них на
публике. Злые языки утверждают, что он даже спит в кольчуге, причем вне
зависимости от того, один он в постели или нет… Но если малолетняя
дочь верного вассала захочет верноподданнически поцеловать руку
сюзерена, он, конечно, протянет ей руку без перчатки. Этикет есть
этикет. К тому же кольчуга способна защитить от меча, но не от иглы… И
я знаю, как изготовить подходящий яд.
Но что потом? Как ей спастись? Смешно надеяться, что после его